Метрополис

Судя по звукам, доносившимся со сцены, репетиция шла хорошо. К этому моменту я знал имена всех главных героев: сейчас Полли и Макхит пели дерьмовую песню о любви. Возможно, именно с нее началась чувственность между мной и Бригиттой. Чувственность. Не знаю, как еще назвать это занятие, когда оно кажется и естественным, и чрезмерным. Но удивительно, как чувственно может выглядеть босая женская ступня с выкрашенными в сиреневый цвет ногтями и ложбинкой между пальцами, а ты весь день провел на солнце, и тут женщина запирает дверь, сбрасывает вторую туфлю, медленно подбирает подол серого платья и осторожно стягивает его через голову, затем кидает на спинку стула, на котором ты все еще сидишь.

— Полагаю, вы хотите, чтобы я сняла белье.

— Обычно это рекомендуют в подобных ситуациях.

— Вы бы так это назвали? Ситуация?

— Конечно.

— И какая же это, по-вашему, ситуация?

— Интересная.

— И все?

— Еще запутанная.

Она сняла нижнее белье и бесшумно швырнула на стол, где оно заняло не больше места, чем горстка розовых лепестков.

— Такая, из которой мне хочется помедленнее выпутываться.

— Поэтому я и заперла дверь, герр комиссар. Чтобы удержать вас здесь ради собственного удовольствия.

— И я намерен с этим разобраться. С вашим удовольствием, имею в виду. Просто слегка отвлекся. Не каждый день видишь все сокровища мира.

Она подошла, села ко мне на колени и погладила по голове, и я по какой-то причине, которую не мог выразить словами, не швырнул ее на пол. Дело было не в том, что я не мог придумать слов, по крайней мере таких, в которых больше одного слога, — просто мой рот был занят ее поцелуем.

— Так что же будет дальше?

— Я бы предположил, что все довольно просто.

— Ты бы мог так подумать. А значит, ты мужчина. И следовательно, совсем об этом не думал. Я счастлива оказаться без одежды у тебя на коленях. И скорее наслаждаюсь ситуацией. Если это она и есть. Но на следующем этапе мне понадобится большая кровать с хорошими простынями. Что означает, что нужно пойти ко мне. Я еще не встречала мужчину, чье постельное белье соответствовало бы моим стандартам. Просто чтобы ты знал: путь к моему сердцу лежит через стопроцентный египетский хлопок. По-моему, хорошее постельное белье не подлежит обсуждению. А потом мы, возможно, поужинаем. У Хорчера, я думаю. И прежде, чем ты заговоришь о жалованье полицейского, платить буду я. То, что я здесь работаю, еще не значит, что мне нужны деньги. Мой отец — Курт Мёльблинг.

— Промышленник?

— Да.

— Я проверю свой ежедневник. Какая дата у тебя на уме?

— Сегодняшний вечер. Прямо сейчас. Если ты можешь. Чем раньше, тем лучше.

На следующее утро, около одиннадцати часов я сидел загримированный под мостом у станции «Фридрихштрассе» в надежде увидеть на улице что-нибудь полезное. Солнце палило еще сильнее, чем накануне, и вечно готовые жаловаться берлинцы теперь ворчали по поводу жары и жаждали проливного дождя. Эрнста Гальвица, продавца газет, видно не было, а чистильщики обуви уже собрали пожитки и разошлись по домам. Работа у них кипела утром и затихала ближе к обеду. Думаю, в середине дня не находилось желающих почистить обувь.

Я просидел почти час, слушая монотонно-атональную симфонию проносившихся над головой поездов, когда у края тротуара остановился желтый «БМВ Дикси»; его двигатель продолжал работать, а у водителя был такой вид, будто он ждал кого-то со станции. Но через некоторое время он, казалось, уставился на меня со злобой, настолько сильной, что я запомнил номер машины, уверенный, что вижу доктора Гнаденшусса.

Я сунул руку под китель и ухватился за рукоятку пистолета. Оглядываясь назад, думаю, что водитель, наверное, пытался понять, означают ли темные очки, что я не только безногий, но и слепой. Однако несколько минут спустя я убедился, что его злые помыслы были направлены на кое-кого другого.

Из «Ашингера» — старой таверны с пшеничным пивом, простыми деревянными столами и фотографиями кайзера на стенах вышел парень. Он переходил через Фридрихштрассе, направляясь к станции, когда человек в машине опустил окно и сделал тридцать два выстрела из пистолета-пулемета Бергмана — точно такого же, какой планировал пустить в ход против Бернхарда Вайса убийца у цирка. Я знал, что выстрелов было ровно тридцать два, потому что именно столько патронов вмещает магазин «бергмана», а водитель полностью опустошил барабан, прежде чем бросил оружие на пассажирское сиденье и умчался.