Метрополис

Я спустился вниз и отпер машину. Ни на переднем, ни на заднем сиденье ничего не оказалось, поэтому я обошел машину и открыл огромный багажник. Внутри лежал фонарик, я взял его, включил и поднял старое шерстяное армейское одеяло. Под ним меня ждал сюрприз. И не из приятных. На дне багажника обнаружился тяжелый молоток, острый как бритва нож и фетровая шляпа, с одной стороны которой крепился желтый парик, а еще там было вельветовое пальто с пятном зеленой краски на рукаве. С одного взгляда на эти четыре предмета становилось ясно, что Райхенбах — это Виннету. Не хватало лишь мотива, объяснявшего, почему он убил всех тех людей. Потому что для меня этот поступок не имел смысла. Фрау Райхенбах казалась милой женщиной: трудно представить, как женатый на ней мужчина мог зверски убить четырех проституток. Разочарование от такого открытия превосходила лишь ужасная досада на то, что подтвердилась моя правота. Я подумал обо всех полицейских, которых предпочел бы видеть в роли убийцы, и понял, что у меня нет ни малейшего желания арестовывать собрата-детектива. Того, кому я симпатизировал и кем восхищался.

Я накрыл улики одеялом, захлопнул и тщательно запер багажник, затем поплелся обратно, размышляя, что же делать дальше. Прежде чем что-то предпринимать, мне хотелось поговорить с Райхенбахом, но после подобных находок разумнее позвонить на «Алекс» и вызвать машину отдела убийств. Может, я и не задержал подозреваемого, но у меня было более чем достаточно улик, чтобы провести обыск в квартире Райхенбаха и получить ордер на его арест.

— Когда вы виделись последний раз? — спросил я, поднявшись на верхний этаж.

— Вчера утром, перед тем как оба ушли на работу. Я — медсестра в «Шарите», и из-за того, что у нас обоих ненормированный график, мы иногда не видимся по несколько дней. Но вчера удалось вместе позавтракать. Чего давно не случалось.

— Каким он вам показался?

— В хорошем расположении духа. Сказал, что собирается произвести арест. Это всегда поднимает ему настроение.

— Он сказал, кого арестует?

Я подумал о Хьюго — человеке, убившем Вилли Бекмана перед «Ашингером», и пришел к выводу, что, наверное, именно его Райхенбах планировал арестовать по моей наводке. Но невозможно представить, чтобы он попытался провернуть такое в одиночку, — Райхенбах был слишком опытным полицейским, к тому же Хьюго мог пустить в ход пулемет Бергмана. Мне явно придется поговорить утром еще с кем-то из команды Райхенбаха. Однако я почти надеялся, что, пока вожусь с этим арестом, с самим Куртом что-нибудь случится. Это выглядело бы куда менее бесславным концом.

— Нет. Он не говорил.

— Ну что ж, думаю, есть совершенно невинное объяснение, — сказал я, пытаясь его придумать.

Совершенная невинность была уже далеко за пределами моего понимания. Я начал сомневаться, способна ли она вообще существовать в Берлине.

— Сегодня вечером было собрание нового полицейского профсоюза — «Шрадер-Вербанда». Вполне возможно, что он туда пошел. Я и сам собирался, но передумал. Не волнуйтесь, он наверняка в любой момент вернется. А когда объявится, скажите ему, что здесь был Берни Гюнтер.

— Берни Гюнтер. Хорошо. Я так и сделаю. — Она открыла дверь, выпуская меня, и тут добавила: — Есть одна вещь. Даже не знаю, стоит ли об этом говорить. Возможно, это пустяк, но, когда вчера утром я шла на работу, заметила новенький «мерседес», припаркованный рядом с машиной Курта. У меня мелькнула мысль, что двое мужчин в «мерседесе» следили за ней. Словно ждали Курта.

— О? Вы хорошо их рассмотрели?

— Прилично одетые. Я бы подумала, что они — полицейские, если бы не машина. Она больше привлекала мое внимание. Дорогая. Родстер кремового цвета.

Я почувствовал, как мое сердце на миг замерло. Такой автомобиль — не заурядная модель. Я знал лишь двух человек, владевших кремовым «мерседесом»: Тею фон Харбоу и Эриха Ангерштейна. Мысль о том, что последний знал о Курте Райхенбахе хотя бы половину того, что выяснил я, вселяла тревогу.

— Вы уверены, что это был «мерседес»?

— О да, уверена, это ведь любимый автомобиль Курта. Такая же машина стоит в салоне «Мерседес» на Курфюрстендамм. Как-то мы гуляли и остановились ею полюбоваться. Я сказала, что однажды выиграю в Прусской государственной лотерее и куплю для него эту машину.

— Ясно. Что ж, спасибо. Как уже сказал, думаю, он скоро объявится в целости и сохранности.

Но после такой информации у меня появилось стойкое предчувствие, что этого никогда не произойдет и Курт Райхенбах, скорее всего, мертв или даже хуже.