— Я и не собираюсь. Но я туда все равно пойду. Очухаюсь только — и вперед.
— Обними меня.
— Глубже! Глубже! Что ты как целочка?!
— Ай… Мне больно!
— Заткни хайло, потаскуха. Хочешь, чтобы я тебя связал?
— Не надо. Не нужно, пожалуйста.
— Вы все ломаетесь. Все, суки, ломаетесь. Ты думаешь, я поверю тебе, что ты такая маленькая и чистенькая? Ты грязная, грязная тварь. И тебе нравится, когда тебя вот так… Когда тебя вот так… На кол когда тебя насаживают?
— Больно!
— А вот так?! Вот так не больно тебе?! На! На еще!
— Ублюдок… Если ты…
— Ты кто? Ты кто такой? А?! Ты что?!
— Мразь. Мразь. Мразота. Урою.
— Убивают! Охрана! Убивают! Убббби-и-и-и-и-и-и-и…
— Тебе сегодня тут нельзя ночевать. Он придет вечером.
— Кто — он? Хозяин этот?
— Не имеет значения.
— У тебя этот шрам, на животе. От сигареты ожог. Это он тебя?
— Нет. Не он.
— Врешь, да? И у меня вот ожоги, вот тут. Это после той ночи. После той ночи, когда мы с тобой… Когда нас познакомили. Этот мужчина, который нашел меня в коридоре. Я полз, пьяный. Он меня подобрал и привел к тебе. Это он тебя мне отдал. Это он твой хозяин?
— Какое твое дело?
— Это он тебя сигаретой прижигал? Почему ты такое терпишь? И за что он меня? Там, на руке — татуировка орденская. Была.
— Я знаю, что там было, Артем. Я читала. Я помню ту ночь.
— Почему он ее прижег, твой хозяин? Почему он тебя пытал?!
— Это не он, Артем. Это не он прижег меня. Он тут ни при чем.
— А кто?
— Я сама. Сама себя.
— Ты? Зачем? Что за бред? А я? Меня кто? Наколку мою — кто? Ты?
— Ты сам, Артем.
— Что? Почему? С какой стати?
— Тебе правда нужно собираться. Если ты не помнишь ничего — так лучше. Правда.
— Я тебе не верю. Ты его выгораживаешь. Что это за человек?
— Сегодня можешь у моей подруги поспать, у Кристины. Я договорилась. И не приходи сюда. Я не хочу, чтобы ты сюда приходил. И завтра тоже.
— Почему?!
— Мне от тебя только хуже делается. Хочется еще раз себя прижечь.
— Как ты? Как себя чувствуешь?
— Не знаю. Живой.
— Я подумала… То, что ты мне говорил про Балашиху. У меня есть один… Поклонник. Тоже сталкер. Свободный.
— Он там был?
— Нет. У него есть машина. Спрятана наверху где-то. Я могу его попросить, чтобы он… Чтобы он взял тебя с собой. Туда. У него сегодня ходка.
— Это один из твоих клиентов?
— Да. Это один из моих клиентов.
— Я не хочу. Я пешком лучше пойду.
— Артем. Ты не дойдешь никуда. Посмотри на ногу свою. И… Я узнавала у врача… Если лучевую болезнь не лечить… Тебе, может быть, недели три осталось. А лечить ее как тут? Где?
— Ты меня просто выставить хочешь, да? Чтобы мы с хозяином твоим не столкнулись лбами?
— Не веришь, да?
— Ты просто не знаешь, куда меня деть. Хоть к черту на кулички, лишь бы вечером меня тут не было.
— Ходка сегодня, Артем. Пойдешь?
— Пойду.
— Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Не верю.
— Вот… Наклонись.
— Зачем это?
— Будешь пока носить. Чтобы было, за что держаться. Вернешься — заберу.
— Привет. Сашунь, только я сегодня уставший, так что можно просто чаю попить и поспать, а? Пойдем в мой кабинет.
— Хорошо.
— Эти кретины, представляешь, рванули переход на Кузнецкий мост, вся Пушкинская обрушилась, им теперь деваться некуда, а красные ничего слышать не хотят. Бардак полный. Сил нет. Портачат все, а я — разруливай.
— Я понимаю.
— Ты что тут делаешь? А? Ты подслушиваешь, что ли?! Ты кто?!
— Я…
— Это со мной. Он на прием пришел. Так скать. Приемные часы перепутал. Забираю его… Забираю!
— Перепутал я. Простите. Не в то время, не в том месте.
— Бухой, что ли?
— Конечно, он бухой! В говно он говнецкое, неужель не видно? Все, пошли давай, герой.
— Кто там?! Что?!
— Ничего, Алексей Феликсович. Ложная тревога.
— Ложжжжная. Тревооооога.
Глава 15. Шоссе энтузиастов
Поднимались с Трубной — был там и вход, оказывается, и выход. И без документов можно было на нее попасть: главное, знать, с кем говорить, при ком, и какими словами.
— Не умеешь, дурак, с людьми общаться! — сказал Артему Леха.
Он зато умел. И первоапостол он был отменный.
— Пойду с вами, — произнес он нетвердо. — Во-первых, ничего уж такого-растакого на этом вашем верху я не увидел. Во-вторых, сталкерский калым не хуже остальных, а то и похлебней будет. В-третьих, яйца у меня все равно пухнут, рентген туда — рентген сюда погоды не сделают. Полезли. Чего найдете — мне треть.
— Ты салага, — возразил сталкер, который взялся Артема везти в Балашиху. — Ты мне за урок и за химзу должен. Поэтому из того, что найдешь ты, будет половина моя, а из моего твоего будет ни хрена. Идет?
— Ну хоть так, — подумав, вздохнул Леха. — Только учи как следует!