— Кто это? Кто здесь? — тяжело дыша, выкрикнул Артем. Но никто ему не отвечал. Вокруг него опять была густая пустота. Тогда он, вытерев пот со лба тыльной стороной ладони, заспешил в сторону Боровицкой. Призрачные стопы его преследователя с той же скоростью зашуршали в обратном направлении, постепенно стихая вдали, пока не канули в тишину. И только тогда Артем остановился. Он не знал и не мог знать, что это было, он никогда не слышал ни о чем подобном ни от кого из своих друзей, и отчим не рассказывал ему о таком вечерами у костра. Но кто бы ни шепнул ему в ухо приказание остановиться и подождать, теперь, когда Артем больше не боялся его, когда у него было время осознать произошедшее и поразмыслить над ним, это звучало гипнотически убедительно.
Следующие двадцать минут он провел, сидя на рельсе, раскачиваясь, словно пьяный, из стороны в сторону, борясь с ознобом и вспоминая странный, не человеку принадлежавший голос, приказавший ему ждать. Дальше он двинулся, только когда дрожь начала наконец проходить, а страшный шепот в его голове — сливаться с тихим свистом поднимающегося туннельного сквозняка.
Все оставшееся время он просто шагал вперед, стараясь ни о чем не думать, спотыкаясь иногда о лежащие на полу кабели, но это было самым страшным, что с ним случилось. Времени прошло, как ему показалось, немного, хотя он и не мог сказать, сколько, потому что в темноте минуты слиплись. А затем он увидел в конце туннеля свет.
Боровицкая.
Полис.
И тут же со станции послышался грубый окрик, грянули выстрелы, и Артем, отпрянув назад, спрятался в углублении в стене. Издалека неслись протяжные стоны раненых, брань, потом еще раз, усиленный туннелем, долетел грохот автоматной очереди.
Жди…
Из своего укрытия Артем отважился показаться только через четверть часа после того, как все стихло. Подняв вверх руки, он медленно пошел на свет.
Это действительно был вход на платформу. Дозоров на Боровицкой не выставляли, видимо, надеясь на неприкосновенность Полиса. За пять метров до места, где обрывались круглые своды туннеля, стояли цементные блоки пропускного пункта и лежало в луже крови распростертое тело.
Когда Артем показался в поле зрения одетых в зеленую форму и фуражки пограничников, ему приказали подойти ближе и встать лицом к стене. Увидев на земле труп, он немедленно повиновался.
Быстрый обыск, вопрос про паспорт, заломленные за спину руки, и наконец станция. Свет. Тот самый. Они говорили правду, они все говорили правду, легенды не лгали. Свет был таким ярким, что Артему пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Но сияние достигало зрачков и сквозь веки, слепило до боли, и только когда пограничники закрыли его глаза повязкой, их перестало саднить. Возвращение к той жизни, которой жили предыдущие поколения людей, оказалось болезненней, чем Артем мог себе представить.
Тряпку с глаз сняли только в караулке, похожей на все другие, крошечной, служебной комнате, облицованной растрескавшимся кафелем. Здесь было темно, только на крашенном охрой деревянном столе мерцала в алюминиевой миске свеча. Собирая жидкий воск пальцем и наблюдая, как он остывает, начальник караула, грузный и небритый мужчина в зеленой военной рубашке с закатанными рукавами и галстуке на резинке, долго рассматривал Артема, прежде чем спросить:
— Откуда пожаловали? Где паспорт? Что с глазом?
Артем решил, что изворачиваться смысла не имеет, и рассказал честно, что паспорт остался у фашистов, и глаз тоже чуть было не остался там же. Начальник это воспринял неожиданно благосклонно.
— Знаем, как же. Вот, противоположный туннель выходит аккурат на Чеховскую. У нас там целая крепость выстроена. Пока не воюем, но добрые люди советуют держать ухо востро. Как говорится, si vic pacem, para bellum, — подмигнул он Артему.
Последней фразы Артем не понял, но предпочел не переспрашивать. Его внимание привлекла татуировка на сгибе локтя начальника караула — изуродованная радиацией птица с двумя головами, распахнутыми крыльями и крючковатыми клювами. Она что-то ему смутно напомнила, но что именно, понять он не мог. А потом, когда начальник обернулся к одному из солдат, Артем увидел, что точно такой же знак, но в миниатюре, вытатуирован на его левом виске.
— И с чем вы к нам? — продолжал начальник.
— Я ищу одного человека… Его зовут Мельник. Прозвище, наверное. У меня к нему важное сообщение.
Выражение лица пограничника мгновенно переменилось. Лениво-добродушная улыбка сползла с губ, глаза удивленно блеснули в свете свечи.
— Можете передать мне.
Артем замотал головой и, извиняясь, принялся объяснять, что никак нельзя, что секретность, вы понимаете, поручено было сторого-настрого никому не говорить, кроме этого самого Мельника.
Начальник изучающе осмотрел его еще раз, сделал знак одному из солдат, и тот подал черный пластмассовый телефонный аппарат, аккуратно отмотав прорезиненный телефонный шнур на нужную длину. Покрутив пальцем диск, пограничник сказал в трубку:
— Застава Бор-Юг. Ивашов. Полковника Мельникова.