Цицерон.
Несмотря на то, что всякое познание затруднено множеством препятствий, да и сами предметы [нашего познания] настолько темны, а наши суждения столь непрочны, что не без основания ученейшие люди в глубокой древности разуверились в возможности найти то, к чему они стремились, они все же не отказались от этого, как и мы не оставили нашего стремления к познанию, сколь бы мучительным оно ни было.
Такая позиция может показаться странной. Зачем продолжать поиски того, чего, как вам самим кажется, вы никогда не найдете? Ответ состоит в том, что к истине, даже не овладев ею, все равно можно приблизиться.
Цицерон.
Да и беседы наши не преследуют никакой иной цели, кроме того, чтобы, высказывая и выслушивая различные мнения, извлечь и как-то выразить нечто, что являлось бы истиной или возможно ближе приближалось бы к ней.
Древнегреческую философию недостижимые цели вполне устраивали. (Цель стоиков состояла в обретении мудрости, но лишь дурак стал бы утверждать, что ее достиг.) Стремление к постижению истины облагораживает, даже если мы ее так и не найдем. Сократ тоже так считал[239]. Следует, однако, обратить внимание на опасность отчаяния, с этим связанную. Те, кто пользуются сократическим методом, постоянно наблюдают, как аргументы опровергаются, и это может породить ощущение того, будто бы аргументация вообще бесполезна. Сам Сократ так не думал, но такая возможность им тоже подразумевалась: он предостерегал от нее, в частности в диалоге «Федон». (Далее первым говорит Сократ.)