В этом отрывке Цицерон (или Аркесилай) утверждает, что Сократ оказался в плену скептического парадокса. Если вы уверены, что ничего не знаете, то вы опровергаете самого себя. Ведь очевидно же, что кое-что вам все-таки известно, а именно то, что вы не знаете ничего. Не должен ли человек, который сомневается в том, что можно вообще знать что-либо, сомневаться также и в этом? Именно так рассуждал Аркесилай. Впрочем, нельзя исключать, что скептики просто толковали Сократа превратно. Он ведь никогда не говорил прямо, что знает, будто ничего не знает; он лишь повторял, что ничего не знает. Читатель может поразмышлять, насколько скромны его притязания и к каким последствиям они ведут[232]. Между прочим, самого Аркесилая тоже критиковали за то, что он попался в упомянутую ловушку: отрицая в приведенном выше отрывке познаваемость чего бы то ни было, он все-таки претендует на некоторое знание, в частности о том, что ничего познать нельзя[233]. Иначе говоря, скептицизм – дорожка скользкая.
Если оставить эти парадоксы в стороне, Цицерон разъясняет: скептики считали точку зрения о том, что определенность недостижима, сократической[234].
Цицерон.
Аркесилай из разных книг Платона и сократических бесед впервые выхватил мысль, что ни ум, ни чувства не могут дать нам истинного понимания вещей.
Это весьма необычное прочтение как Платона, так и Сократа, поскольку таких утверждений в диалогах нет. Сократ говорит, что не знает ничего важного. Он отнюдь не утверждает, что нельзя знать вообще ничего. Подобный вывод извлекается из следующего умозаключения: если Сократу так и не удалось познать ничего значительного, то, следовательно, поиск определенности в важных вопросах вообще бесполезен (хотя, может быть, и нет). Впрочем, что бы Сократ ни говорил, он делом показывал, что любое притязание на обладание окончательной моральной истиной может быть опровергнуто. В подобном контексте вполне естественным представляется то, что диалоги заставляют читателя чувствовать себя скептиком, даже если такой результат и не предполагался[235]. Не исключено, что это разумный способ для воспитания скептических умов. Если бы Сократ прямо агитировал за скептицизм, то хорошим скептикам пришлось бы с ним спорить. А вот когда он рассуждает так, что читатели разводят руками и сами начинают ощущать себя скептиками, то это хорошо. Скептики могут иметь те или иные мнения, но они не могут преподносить их в качестве знания, основанного на убедительных аргументах[236]. Таких аргументов просто нет в природе.
Тем не менее неразрешенной остается последняя и острейшая проблема: Сократ действительно иногда объявляет нечто истинным. Примеры мы видели в главе 14. Как это можно оценить с точки зрения скептика?[237] Один из возможных вариантов, как уже было показано, предполагает, что Сократ не уверен в том, что говорит. Высказывая те или иные собственные убеждения (например, что добродетель есть знание), он не настаивает на их доказанности. Он лишь констатирует, что до сих пор их никому не удалось опровергнуть. Когда же он утверждает, что что-то опроверг, это делается на основе аргументов
Все упомянутые пункты позволяют говорить о сопоставимости воззрений Сократа с позициями скептиков. Показать, что Сократ был таким же скептиком, как Аркесилай, невозможно, ибо каждый из них говорил нечто такое, чего нельзя представить в устах другого. Однако влияние Сократа на скептиков неоспоримо, даже если они использовали сократический метод не напрямую. Скептики – наследники Сократа, а не клоны его.