Метка Каина

Холодный порыв ветра пронесся над тополями, что охраняли лагерь, выстроившись по его периметру; их ветви тревожно изогнулись, как будто растревоженные внезапным порывом.

Старая женщина снова заговорила:

— Это очень удивило вашего отца. Он не знал истории своей семьи, и именно поэтому он сюда и приехал, чтобы выяснить хоть что-то. — Глаза мадам Бентайо были полузакрыты. — Он не знал, что ваш дед был баском и во время войны сидел в этом лагере. Я рассказала ему об этом. И, Дэвид, когда ваши отец и мать узнали все это, они остались здесь. На две недели. Они задавали все новые вопросы… ваш отец, Эдуардо, много раз ходил в пивной бар в Гюрсе, вместе с вашей матушкой. Думаю, мой муж многое ему рассказал, многое о лагере, и другие люди тоже, — она тихо вздохнула. — Я овдовела десять лет назад.

— А потом? Мои родители пробыли во Франции месяц.

— Да… Ваш отец поехал в Прованс, а может быть, и еще куда-то, на неделю или чуть больше. Я не знаю, зачем он туда отправился. Но… но когда они оба вернулись, у него появились новые вопросы. Трудные вопросы. О лагере, и о басках, и о каготах. О Евгении Фишере. О многом. Об одном местном жителе, предателе.

— И кто это?

— Я не помню его имени. Но я постараюсь припомнить. Позже. Все это для меня ужасные воспоминания, да и для любого кагота, да и для кого угодно…

Но Дэвид просто должен был задать еще один вопрос, совершенно необходимый. Он чувствовал себя так, словно стоял на заброшенных рельсах, а эти рельсы вдруг ожили, и прямо на него несся поезд. Поезд, который вез в своих заржавевших вагонах чудовищную правду.

— Так где же их убили? Маму и папу?

Мадам Бентайо показала на широкую дорогу на краю лагеря. За ней раскинулось поле подсолнухов; отцветшие растения осенью выглядели как крошечные мертвые деревья, сделанные из обгоревшей, помятой бумаги.

— Прямо здесь. В машине. Взрыв. Кто-то взорвал их машину… или, по крайней мере, так думают все в Гюрсе и Наваррене. Полиция даже не провела настоящего расследования. Точно так же, как они не стали расследовать убийство моего сына, убийство его жены, совсем недавно. — Голос мадам Бентайо дрожал. — Я все думаю: может, это сделали те же самые люди? Я думаю: может, я видела одного из них в городе, того самого человека? Оба раза… высокого… Но извините, я слишком много болтаю, я чокнутая, так ведь говорят? Моя внучка думает, что я теряю рассудок. Я пойду. Мне нужно немножко побыть одной. Мы можем поговорить позже.

Мадам Бентайо с трудом поднялась со скамьи. Она подошла к Дэвиду и, сжав его руку маленькими холодными ладонями, посмотрела ему прямо в глаза. А потом повернулась и медленно пошла к своему дому.

Дэвид смотрел ей вслед. Он также ощущал потребность побыть одному, отчаянную потребность. И направился к дороге.

Мартинес смотрел на гудронированное шоссе, что, конечно, было глупостью… разве здесь могли остаться какие-то следы? Свидетельства взрыва? Пятнадцать лет прошло. А тогда мелкие осколки ветрового стекла поблескивали в придорожной канаве. Запятнанные кровью его матери. И стебли травы покраснели…

И автомобиль, черный, вывернутый наизнанку, с двумя телами внутри…

Теперь же здесь не было ничего. Дэвид около десяти минут стоял на пронизывающем ветру, думая, вспоминая. Голубое платье матери. Ее улыбка, ее энергия… Он чувствовал себя так, словно пытался дотянуться до нее… надеялся увидеть ее призрак, именно здесь, где она умерла. Он был маленьким мальчиком, бегущим по дорожке к распахнутым навстречу ему рукам улыбающейся матери. Тяжесть воспоминаний была такой же ощутимой, как ветер, несущийся с гор.

Солнце зашло, и на улице заметно похолодало.

Дэвид пошел назад, к девушкам. Элоиза говорила по телефону. Выражение ее лица сразу привлекло внимание молодого человека. Девушка повернулась к нему.

— Это опять моя бабушка. Она вспомнила имя, мсье Дэвид. Имя предателя. Его звали Хосе. Хосе…

— Гаровильо?

— Да.

Дэвид бросил быстрый взгляд на Эми: «Неужели?..»

Но Элоиза уже кричала в трубку:

—  Grandm`ere? Grandm`ere!

Эми вскрикнула:

— Что такое? Элоиза, что?..

Молодая каготка сунула телефон в карман.

— Она говорит, к дому подходят какие-то мужчины. Она говорит, что узнала его — что это тот самый человек, которого она уже видела…

Элоиза уже бежала через лагерь.

Неслась к своей бабушке.

Пока Мигель не добрался до нее.

Они все бежали. Пот заливал глаза Дэвида, старавшегося не отстать от Элоизы — она ведь была молодой, сильной… Скоро они уже пересекли старую железнодорожную ветку, промчались мимо облупившейся деревянной двери пивного бара. Элоиза хотела спасти бабушку; Дэвид хотел спасти Элоизу, а возможно, и всех их. И на бегу логика всех событий вдруг разом, как взрыв, оформилась в его голове. Так в некоторых научно-популярных фильмах мгновенно расцветает на экране темно-красная роза, снятая замедленным кадром…

Конечно же, это был Мигель; Мигель совершил все эти убийства. Это каждый раз был Мигель, Волк, уничтожающий каготов, уничтожающий всех. Лис, который режет всех кур в курятнике без разбора, — просто так.