Метаморфозы

Все началось с того, как он неожиданно явился в библиотеку, чтобы поддержать после очередной размолвки с Роном. Обычно Гарри предпочитал не вмешиваться, но, видимо, в этот раз он почувствовал, что дело совсем дрянь. В тот день он поразил ее сразу несколько раз: во–первых, своей чуткостью, во–вторых, тактичностью, а в–третьих, неожиданной наблюдательностью. Наверное, именно поданная книга произвела на нее самое неизгладимое впечатление: до сих пор Гарри демонстративно презирал все, что было связано с зельями. Конечно, его трудно было за это винить: профессор Снейп делал все, чтобы отбить у студентов любовь к своему предмету. Однако ненависть Гарри к Снейпу можно было сравнить только с ненавистью самого Снейпа к Гарри. Эти двое изводили друг друга и окружающих уже седьмой год. И вот вместе с Гарри неожиданно меняется и сам Снейп: они больше не пикируются на занятиях, Гарри не бесится от одного вида «слизеринского ублюдка», а сам слизеринец больше не придирается к Гарри, да и баллы почти не снимает. При этом он не исполняет обязанности декана Слизерина и не появляется в Общем Зале. Его видят только во время занятий, остальное время он проводит в своих комнатах. Гермиону это несколько волновало: подобные изменения в поведении сразу обоих могли быть связаны только с Орденом Феникса, в дела которого Гермиону почти не посвящали. Ее это, конечно, задевало, но она была достаточно вменяема, чтобы понимать необходимость секретности.

«Ну, вот, — грустно подумала Грейнджер, сидя на самом верху Астрономической башни, бессмысленно глядя вдаль. В последнее время она любила сюда приходить: здесь можно было спокойно подумать. – Почему‑то когда я начинаю думать о Роне, я тут же вспоминаю про Гарри, а с него перепрыгиваю мыслями на Снейпа и Орден».

Она потерла пальцами лоб, пытаясь привести в порядок мысли.

Итак, Гарри. Гарри – ее друг детства, лучший друг ее парня, Мальчик–который–выжил–и–которому–еще–многое–предстоит. Милый и симпатичный, внезапно повзрослевший, ставший вдруг таким серьезным и сосредоточенным. Таким внимательным к ней. Он, кажется, последние недели общается больше с ней, чем с Роном. Поддерживает ее и помогает не сойти с ума.

«С ним интересно. И как это раньше я не замечала, как с ним интересно? Или он умело это скрывал? – Гермиона по привычке кусала губы, не замечая, что они уже покраснели. – Почему вдруг сейчас мне стало рядом с ним так хорошо и спокойно? Я что, влюбилась в Гарри Поттера? Надежду всего магического мира, парня моей подруги и лучшего друга моего парня? Как я могла?»

Зачем, зачем только она начала встречаться с Роном? Зачем позволила Джинни завладеть Гарри? Как могла она не разглядеть его раньше? Теперь все слишком сложно. Теперь слишком многим должно быть больно, чтобы ей было хорошо.

А с чего она взяла, что с ним ей будет хорошо? Ведь раньше она то же самое думала о Роне, и чем это закончилось? Тем, что она стоит на верхней площадке Астрономической башни под жестоким октябрьским ветром и мечтает об их общем друге. Может, такое же разочарование ждет ее, если она начнет встречаться с Гарри?

«Да как ты начнешь с ним встречаться? – сама себя спрашивала Гермиона, и на ее глаза наворачивались слезы. – У него есть девушка, у тебя есть парень и все вчетвером вы лучшие друзья. Во что ты хочешь превратить свою жизнь? Тебе Волдеморта мало? Да и с чего ты взяла, что нужна ему?»

Но она откуда‑то это знала. В эти последние недели она часто ловила на себе его взгляд: полный затаенного желания, восхищения и чего‑то еще. Может, он все время был в нее влюблен? Он все время был рядом, только руку протяни, но она заметила это слишком поздно.

«Гарри, Гарри! Что же мне делать? Подскажи, хоть намекни, — безмолвно молила она. – Если ты чувствуешь так же, как и я, я забуду о чувствах наших друзей, я выберу тебя, я расстанусь с Роном. Мне все равно, что скажет Джинни, мне наплевать на все семейство Уизли!»

«Как ты до этого дошла, Гермиона? – вдруг возмутился внутренний голос. – Четверть часа назад ты думала, что не хочешь потерять Рона, а теперь?»

«Я просто устала, — пристыжено отвечала она. – Я устала балансировать, искать правильные слова, притворяться, что мне интересно, когда мне скучно. Я хочу, чтобы меня понимали, чтобы со мной разговаривали, чтобы меня чувствовали… Я хочу отогреться, почувствовать Его восхищение Мной, Гермионой Грейнджер, такой, как я родилась. Я не хочу, чтобы меня меняли, не хочу менять кого‑то под себя. Хочу, чтобы меня просто любили. Неужели я так многого хочу?».

— Гермиона, — девушка чуть не упала за ограду, когда услышала до боли знакомый голос.

— Гарри? – она обернулась, чтобы увидеть, как он подходит к ней. – Что ты здесь делаешь?

— Сколько можно здесь торчать? – резко спросил он. – Ты же простудишься! Хочешь заболеть и пропустить половину семестра? И как ты потом будешь нагонять?

— Гарри, о чем ты? – эти слова и этот тон были также не свойственны Гарри Поттеру, как профессору Снейпу — тон заботливой бабушки.