– Я видела пятерых… – тяжело дыша, шепотом начала я. – На них кто-то был… – мои глаза были широко распахнуты, глаза Эльфрика смотрели на меня непонимающе. – На спинах волков кто-то восседал… Люди. На спинах волков были… Люди…
– Я ничего не видел…
“Как?! Как ты ничего не видел?! Это было… Это было жутко! Чудовищно!.. Люди верхом на волках, размером с двух медведей минимум!!! Чем такие монстры могут питаться?! Медведями?!”, – всё это и даже больше хотела выпалить я, но мой язык вдруг словно присох к шершавому нёбу. Мне срочно нужно было выпить… Срочно… Видимо, Эльфрику тоже, потому что в следующую секунду он потянулся за фляжкой… Нет, только не это пойло. Мне нужна вода. Всего пара глотков чистой воды.
Я поднялась на ноги и уже хотела толкнуть дверь, ведущую в тёмный коридор, за которым пряталась наша прохладная гостиная, где Дельфина, Оливия и Лия ещё должны были мирно спать под теплыми одеялами из овечьей шерсти, как вдруг…
Я не успела коснуться пальцами знакомой шершавой двери, когда где-то недалеко, совсем близко и пугающе отчётливо раздался волчий вой, сложенный из многочисленного количества вариаций.
Моё сердце застыло, и я вдруг ощутила, как волосы на моей голове начинают вставать дыбом. Не оборачиваясь, я в буквальном смысле затылком прочувствовала выражение лица не на шутку испуганного Эльфрика – человека, испуга которого я еще ни разу в своей жизни не лицезрела.
Волков было не пятеро. Их было гораздо, гораздо больше…
Мир намного больше, чем нам представляется. Прежде я об этом не задумывалась, но последние семь месяцев своей жизни не могла выбросить эту мысль из своей многострадальной головы. И это, почему-то, пугало Эльфрика. Пугало так же, как, к моей неожиданности, испугал его произнесенный мной вопрос о том, откуда эти чудовища могли прийти.
Откуда?..
Мир намного-намного больше, чем мы его здесь, в Кантоне-А, себе представляем. Вот только осознание этого непреложного факта почему-то больше страшит, нежели воодушевляет. Всех, кроме меня. Наверное, я хочу знать, вот только, не знаю, о чём идёт речь…
Дождавшись наступления глубокой ночи мы с Эльфриком спустились в подвал и, просидев в нём не меньше десяти минут, не уловив посторонних звуков, наконец решили открыть тяжелую земляную крышку, ведущую в тоннель. Мы не могли рисковать – нам необходимо было это сделать. В полдень по Кантону громогласно, через радио-рупоры, установленные на деревянных столбах во всех частях “А”, был объявлен Режим Чрезвычайного Положения. На моей памяти подобного еще ни разу не случалось, на памяти Эльфрика было всего один-единственный раз – четырнадцать лет назад Режим Чрезвычайного Положения был объявлен из-за вспышки холеры. Та эпидемия выкосила пятьдесят процентов населения Кантона, из-за неё я осталась сиротой, мне тогда было только пять…
Бо́льшая часть погибших в то время людей скончалась от эпидемии, остальное количество, это около двадцати процентов, умерло от голода. Ассоциация у выжившего населения осталась предельно чёткая: РЧП = голодовка. Но даже к этому мы были готовы. И всё потому, что Эльфрик имел привычку перестраховываться там, где я, по неопытности или банальной глупости, могла пропустить.
На прошлой неделе в лесу появились кабаны. Мы их выслеживали достаточно долго, но в итоге смогли добыть лишь одного старого, однако крупного подранка, безнадежно отставшего от стада. Старое мясо обещало быть жёстким, да и кабан был серьёзно ранен, однако кто кроме нас об этом мог знать? В Кантоне-А, на пороге весны, всё население изголодалось по мясу. Ликторам такую тухлятину, конечно, не всунешь, но вот профессиональным ворам…
Я была против идеи связываться с ворами, но Эльфрик сделал по-своему: поняв, что я не поддерживаю его идею, он покивал головой, а уже спустя несколько часов после нашего разговора, отпустив меня в лес, сделал так, как сам считал правильным. В итоге вместо того, чтобы разделать кабана и обменять его по частям на продукты, продающиеся в лавках, он отдал тушу целиком без разделки трем братьям-ворам, живущим под стенами продовольственного склада ликторов. Я ничего ему не сказала на этот счёт, хотя по моим глазам и можно было прочесть, что я недовольна и столь неоправданно рискованным, как мне на тот момент казалось, решением, и тем, что оно было принято не только против моей воли, но и за моей спиной.
После “потери” кабана последовало двое суток затишья, во время которых я ни слова не проронила относительно этой темы, хотя с каждым часом тишины всё больше и больше утверждалась в мысли о том, что мы бездумно потеряли бесценное в эту пору года мясо. Ночью, предшествующей третьим суткам тишины, братья явились на порог нашего дома с тремя десятикилограммовыми мешками: соль, сахар и рис. Ликторы обнаружили пропажу практически сразу: начались массовые обыски населения, но до сих пор они так ничего и не нашли.