Метафизика труб

В конце апреля одно восхитительное нововведение потрясло моё существование: в моей комнате оставили на ночь открытым окно. Я не помнила, чтобы это делали когда-нибудь раньше. Это было изумительно: я могла улавливать загадочные звуки заснувшего мира, размышлять о них, придавать им смысл. Кровать с решётками была установлена вдоль стены, под окном-мансардой: когда ветер раздвигал занавески, я видела красновато-лиловое небо. Этот цвет завораживал меня: было приятно осознавать, что ночь не чёрная.

Моим любимым шумом был назойливый лай незнакомой собаки, которую я назвала Ѓрукое, «вечерний голос». Эти завывания раздражали квартал. Меня же они очаровывали, как меланхоличное пение. Мне хотелось понять причину такого отчаяния.

Нежность ночного воздуха струилась через окно в мою кровать. Я пила и упивалась им. Можно было обожать вселенную лишь за одно обилие кислорода.

Мой слух и обоняние обострялись во время этих роскошных бессонных ночей. Мне все больше хотелось увидеть, что там за окном. Окно-иллюминатор было сильным искушением.

Однажды ночью я не удержалась. Вскарабкавшись на перегородку кровати возле стены, я подняла руки как можно выше и смогла ухватиться за нижний край окна. Опьянённая таким подвигом, я смогла приподнять своё неуклюжее тело до подоконника. Опершись на живот и локти, я, наконец, увидела ночной пейзаж: восхищение охватило меня при виде огромных тёмных гор, величественных и тяжёлых крыш соседних домов, свечении цветущих вишен и таинственности чёрных улиц. Я хотела наклониться, чтобы увидеть место, где Нишио-сан вешала бельё, и случилось то, что и должно было произойти. Я упала.

Произошло чудо. У меня сработал рефлекс расставить ноги, и мои стопы зацепились за два нижних угла окна. Мои икры и ляжки лежали на лёгком подоконнике, мои бедра располагались на водосточной трубе, а тело и голова свешивались в пустоту.

Когда прошёл первый испуг, мне даже больше понравился мой новый пост наблюдения. Я разглядывала заднюю часть дома с большим интересом. Развлекаясь покачиваниями вправо и влево, я упражнялась в баллистическом искусстве плевков.

Утром, когда мать вошла в комнату, она вскрикнула от ужаса, увидев пустую кровать, распахнутые занавески и мои ноги, торчащие из окна. Она подняла меня за икры, водворила в комнату и залепила мне шлепок века.

— Больше нельзя оставлять её спать одну. Это слишком опасно.

Тогда было решено, что чердак станет комнатой моего брата, и что отныне я буду делить комнату с моей сестрой вместо Андре. Этот переезд взбудоражил мою жизнь. Спать с Жюльетт означало усиление моей страсти к ней. Я делила с ней комнату в течение пятнадцати последующих лет.

Отныне мои бессонные ночи проходили в созерцании моей сестры. Феи, слетавшиеся к моей колыбели, дарили ей сон: нисколько не потревоженная моим пристальным взглядом, она спала, и её спокойствие усиливало восхищение. Я заучила наизусть ритм её дыхания и мелодичность вздохов. Никто не знал так хорошо сон другого человека.

Двадцать лет спустя я с волнением прочла эту поэму Арагона:

Я вернулся домой подобно вору
Ты уже спала, разделяя тяжёлый сон цветов,
Мне страшно твоё молчание и, однако, ты дышишь
Я держу тебя в объятиях воображаемая империя
Я рядом с тобой, часовой, который дрожит
При каждом шаге, который отдаётся эхом в ночи
Я рядом с тобой, часовой на стенах,
Который боится листьев и замирает
При бормотании в ночи
Я живу ради этого стона в час, когда ты отдыхаешь,
Я живу ради этого страха во мне каждой вещи в ночи
Иди поведай всем будущим о мой Газель,
Что здесь царит лишь имя Эльзы
Средь ночи

Достаточно было лишь заменить Эльзу на Жюльетт.

Она спала за нас двоих. Утром я вставала свежая и бодрая, отдохнувшая отдыхом моей сестры.

Май начался хорошо. Вокруг Маленького Зелёного Озера пышно зацвели азалии. Словно искра рассыпала огненную пыль, вся гора была покрыта ею. С тех пор я плавала в розовом цвете.

Дневная температура не опускалась ниже 20 градусов: настоящий рай. Я уже начала думать, что май чудесный месяц, когда разразился скандал: родители поставили в саду шест, на вершине которого колыхалась, как флаг, большая рыба из красной бумаги, хлопающая на ветру.

Я спросила, что это такое. Мне объяснили, что это карп, в честь мая, месяца мальчиков. Мне сказали также, что карп является символом мальчиков, и что такое изображение рыбы водружали в семьях, где были мальчики.

— А когда месяц девочек? — спросила я.

— Такого нет.

У меня не было слов. Какая поразительная несправедливость!

Мой брат и Хьюго насмешливо смотрели на меня.