Метафизика профессора Цикенбаума

Человечество спешит судьбе навстречу,
Я разглядел в движенье повторенье
Все то, что было, – отразилось в речи, —
Одно бессмысленное головокруженье…

Вот он символ всякой странной жизни,
Мы брошены иль ползать, иль летать,
Но ковыряясь в грязи или в выси
Все равно до смысла не достать…

Вот отчего грустит отчаянно священник
И с Цикенбаумом, со мною водку пьет,
Мы над Окой сидим, разглядывая тени
От облаков, плывущих словно наш народ…

Такие ж профили, расплывчатые лица,
Изменчивых уродцев хоровод,
Однако хорошо хоть раз напиться, —
Цикенбаум говорит и водку пьет…

Его целуют сладостные девы,
Священник гладит их исподтишка,
И льются нежные напевы
На небо прямо с детского горшка…

Вот оно, профессора потомство,
Цикенбаумы в пеленках, во плоти,
Однако в детях нет совсем уродства,
Как будто ангелы на землю к нам пришли…

И задержались в наших жалостных объятьях,
И голосами проплывая над Окой,
Поют о том, что все мы сестры, братья,
И уходим все в неведомый покой…

Так шептал сквозь слезы благостный священник,
И девы слезы, молча, проливали,
И Цикенбаум говорил лишь, – понедельник
Раскрылся нам закатом и печалью…

Но все же, что-то здесь прекрасное и было,
В горящих страстью лицах  и в словах
Сияла чудная таинственная сила,
Оживляя вновь безумный прах…

Напившийся Цикенбаум

Цикенбаум напился и дикий
Острый взгляд в деву вмиг запустил
И взлетели отчаянно крики
Над Окой изо всех нежных сил…

И на этой бушующей ноте
Цикенбаум с ней под волной
Ощутил прелесть в ласковом гроте,
Как цветок, раскрываясь весной…

Так профессор пожар ощущая,
За пожаром таинственный стыд,
Вдруг увидел, что дева святая
С ним по ветру на небо бежит…

И на небе причудливо странно
С девой слившись в ночной хоровод,
Пролетает сквозь океаны
Чудных звезд, создавая народ…

В волшебном шепоте покоя