Хенка несказанно обрадовалась приезду Арона, который не подвёл реб Ешуа и выполнил его просьбу. Не скрывая радости, она попросила своего брата Шмулика помочь сумрачному водителю. Вскоре они перетащили коробки поближе к столу – к тому месту, где рядом с меланхоличным доктором Ицхаком Блюменфельдом, смотревшим на брачный союз как на своеобразную разновидность долголетнего тюремного заключения, уже сидело почти всё семейство Кремницеров.
Когда Шмулик и водитель справились с заданием, Хенка и Шлеймке дали знак раввину Элиэзеру – мол, начинайте, рабби, – все в сборе.
Раввин Элиэзер, как и было заповедано предками, семь раз обвёл под хупой Хенку в белоснежном длинном платье вокруг нарядного жениха и нараспев на иврите с неизжитым, как врождённое заикание, немецким акцентом произнёс традиционное благословение.
Этим он не ограничился. После короткой паузы раввин возвёл глаза к небу и обратился к Всевышнему, словно к давнишнему приятелю, с проникновенным словом собственного сочинения. Рабби Элиэзер попросил, чтобы Господь даровал молодожёнам терпение, согласие и благополучие.
Пока наставник всех заблудших задушевно беседовал с Богом, Авигдор Перельман перестал уплетать за обе щёки, отодвинул от себя тарелку с рубленой печёнкой и погрузился в невесёлые воспоминания о своей собственной молодости и свадьбе. Авигдору вдруг пришло на память былое: он стоит под хупой, слушает возвышенные слова раввина и вместе с Хаечкой разбивает на счастье о весеннюю землю стакан. Тогда он точно так же клялся в вечной любви своей невесте Хаечке. Авигдор вспомнил, как, по неписаному народному обычаю, на потеху всем собравшимся гостям старался первым наступить Хаечке на ногу, чтобы доказать, кто будет верховодить в семье. А чем всё кончилось? Чем, люди добрые, всё кончилось? Хаечка бросила его ради какого-то шмендрика. Бросила, паршивка, и уехала с ним в Купишкис, а он, влюбленный, доверчивый Авигдор Перельман, пристрастился к питью и бродяжничеству, а потом, а потом… Что было потом, лучше не вспоминать.
Раввин Элиэзер замолчал, и гости, вскочив со своих мест, дружно и весело закричали: «Мазл тов! Мазл тов! Мазл тов!»
Шлеймке и Хенка стали мужем и женой.
Авигдор тоже невнятно пробормотал: «Мазл тов!» Из его глаз выкатилась крупная, чистая слеза и упала на уставленный яствами стол. Слёзы были единственной собственностью, которой владел Авигдор Перельман. Это добро ни у кого не надо было вымаливать.
Свадьба загудела, задвигалась, как освобождённая от зимних льдов Вилия, в честь молодожёнов грянул местечковый оркестрик – скрипка, флейта, барабан. Сапожники и портные, перекрикивая друг друга и чокаясь, снова осыпали стол громкими, настоянными на вине здравицами: «Мазл тов! Мазл тов! Мазл тов! Сто лет вместе, сто лет вместе! Без ссор и без бед! Сто лет!»
Веселье длилось до сумерек, когда над столами засияла луна и обручальными кольцами рассыпались по небосводу звёзды.
Перед тем как гости стали расходиться, слово вдруг взял первый богач в Йонаве Арон Кремницер.
– Господа!
Все гости, как по команде, замолчали. К богатым всегда полезно прислушаться.
– Я знаю: каждый из вас принёс молодоженам что-то в дар. Но я хотел бы не только от своей семьи, но и от всех вас преподнести жениху, бывшему кавалеристу, наш особый подарок: железного коня – швейную машину марки «Зингер», который мы доставили не на дом, не на Рыбацкую улицу, а подгадали прямо к свадебной церемонии.
– Какой сюрприз! Честь и хвала господину Арону! Честь и хвала всей фамилии! – слились в сплошной гул одобрительные голоса.
– Я желаю ему долго-долго скакать на нём и радовать нас всех своими успехами.
– У-у-у! – снова зашелестели, загудели в потёмках столы.
– Спасибо, – только и смог сказать ошеломлённый Шлеймке. – Будьте все счастливы.
Свадьба редела, столы пустели. Только Авигдор Перельман ещё трудился в поте лица, ухитряясь получать на выходе у своих земляков причитающуюся ему денежную дань. Каждая дарованная монета улучшала его прискорбное мнение о щедрости и великодушии еврейского народа. Оркестрик продолжал без устали тешить проникающими в душу звуками всю округу и самого Господа Бога. Скрипка заставляла плясать деревья, флейта своими замысловатыми руладами услаждала слух ангелов, пролетавших над погрузившейся в сон Йонавой, а барабан мерными ударами отпугивал злых духов.
Шлеймке и Хенка, одуревшие от счастья, от шума и от подарков, поспешили удалиться в отведённую для супружеских утех временную каморку, оборудованную на чердаке, но дорогу к дому им неожиданно преградил Авигдор. Отяжелев от яств и лакомств, приготовленных неутомимой Рохой, он тоже обратился к разомлевшему от счастья жениху с речью.