Месть ведьмы

— Позвал бы мазель к завтраку, — покачала головой Маришка. — Ить она вон какая худенькая, да и со вчерась маковой росинки во рту не держала. А ну, кыш, — замахала руками на старика Маришка, — расселся, ровно пень. Иди, зови молодую госпожу откушать, чем богаты! Да комеса подымай, колода ты старая.

— Цыц, женщина! — Выпрямив спину, гаркнул старый кмет. — Ты жа меня помоложе бущешь, а глазья штоль не глядят совсем? Вон хозяин наш! Сам в сад пожаловал. Какого ляду-то мне там делать? Пущай погутарят о своем, о господском.

Глава 6

В то утро комес поднялся еще до рассвета. Обычно после запоев тело долго было как не своим, а тяжелая голова напоминала о выпавшем из жизни времени тупой и муторной болью. Но это пробуждение было иным. Словно что-то произошло в его жизни, что-то до того приятное, что едва открыв глаза, Казимир улыбнулся зарождавшемуся утру — впервые за долгие месяцы. Сев на постели, он обнаружил, что голова почти не болела, а тело было справным и полным сил — как в походах, где он не брал в рот ни капли вина. В том дело было, что на этот раз пьянствовать пришлось не более двух дней, или в чем ином — разбираться не тянуло. А тянуло к другому — сей же миг отправиться на поиски его внезапной гостьи, которая — как хотелось надеяться комесу — еще не успела покинуть его замка.

Рассвет только-только занимался, окрашивая небо над болотами в нежные розовые цвета. Каля, если только она не уехала вчера, что вполне могло случиться, еще, должно быть, спала. Подавив вздох, Казимир справился с лицом, так и норовившим расплыться в улыбке. За последний год он уже почти успел забыть о разбойной дриаде, расставание с которой долгое время наполняло его душу тянущей тоской. Да и тупой занозой в груди сидели несправедливые слова, брошенные ей в лицо во время последней их встречи. Долгое время после этого Казимир терзался чувством вины за нанесенную девушке обиду. Казалось ему — обо всем передумал светлый комес, приняв решение никогда более не встречаться с ней, дабы не терзать сразу две души несбыточным, на случай, ежели придется. А вот чего не смог предугадать — это навалившегося на него тоскливого одиночества, которым ранее он никогда не тяготился, да пустоты вокруг, когда всегда раздражавшая его разбойная девка не сыпала попеременно шутками да оскорблениями, норовя довести до бешенства. Года три назад, выходя из шатра, где лежала изувеченная шпионка короля Златоуста, Казимир уже знал, что теряет друга — возможно даже, лучшего из всех, что у него когда-либо были. Будь она мужчиной, он приложил бы все усилия, чтобы не отпускать ее от себя никогда. Уж очень тепло было рядом с ней, тепло и покойно.

Вот только Каля была женщиной. А значит, не вышло бы ничего хорошего из дружбы с Казимиром ни для него, ни для нее.

Казимир вновь подавил тяжелый вздох. После долгого времени разбойница вновь явилась пред его очи — очевидно, чтобы вновь лишить покоя. Хотя есть ли он у светлого комеса, этот покой? И вот поди ж ты — стоило дриаде показаться, как душа его, долгие месяцы бывшая погружена в сумрак, вновь осветилась лучом надежды… на что? Отчего показалось ему только сегодня, что жизнь его, которую он считал давно потерянной, еще может порадовать?

Комес мотнул головой. Разбираться расхотелось. Каля приехала навестить его, пусть даже пылая гневом на войну, что вел он с чудинами из подвластной ему Сечи. И, помня о давнем, ему приятно было видеть ее у себя в замке. Другое не важно. Они не договорили вчера, а значит, ей еще рано уезжать. А он наконец-то сможет проводить время с кем-то кроме воинов и слуг. С кем-то, кто когда-то был его другом.

Улыбнувшись вновь, комес подошел к окну. Ветер доносил запахи молодого сада. Сливы в этом году обещали богатый урожай.

Зачем он приказал засадить всю землю вокруг замка одними только сливами? Теперь уже и не вспомнишь. Может, рассчитывал, подобно отцу, тоже найти когда-нибудь в ветвях свою дриаду?

Сине-зеленое платье мелькнуло среди наливающихся соками молодых деревьев. Стройная девичья фигурка показалась, и пропала, потерявшись среди листвы…

Бредя по утреннему саду, Каля думала о Казимире. Как ни сердилась она на себя, но все же мысли с изобретения путей уговора шляхтича прекратить бойню в Сечи упрямо переползали на самого шляхтича. Всем своим чутьем понимала дочь дриада — комес был болен. Да не просто болен, а той хворобой, которые глодают не тело, но душу. Из того, что довелось ей увидеть, стало ясно — еще два-три года такой хворобы, и замок Выжигских комесов потеряет своего хозяина. Но в чем была причина таинственного недуга, уразуметь не удавалось. А рассказывать он явно не спешил.

Обида не забылась, но отошла подалее заботы о здоровье бывшего соратника. Пусть даже он заботы этой не оценит никогда.