Месть валькирий

– Вжик-вжик! Ну, вот тебе и отрезали голову! Не верь женщинам вообще, дружок, и ведьмам в особенности! – сказала она назидательно.

– Но слезы!

– Что – слезы? – рявкнула Улита. – Какие слезы? Слезы – это соленая вода, которая вытекает из моргающих телескопов головы. Женщина плачет в двух случаях: когда ей грустно и когда ей выгодно! Со временем же она приходит к неминуемому выводу, что быть грустной выгодно, и тогда фонтан начинает работать без выходных! Только пойди у одной из нас на поводу, и мы будем хныкать не переставая!

Она убрала кинжал и, решительно отодвинув Мефодия, подняла свою шпагу.

– В общем, ты паразит, Буслаев! Исчез, Даф издергал. Я сама по себе издергалась. Ищем тебя, и найти не можем. А тут еще эти гадики пластилиновые бумажками заваливают... Так приличные наследники мрака не поступают! – сказала Улита уже спокойно.

– А Арей?

– Что Арей? Мужчина есть мужчина. Посмотрим, мол, чего он стоит. Или он ее, или она его, Утешил, называется! Хоть в петлю лезь, хоть от счастья умирай! – фыркнула Улита.

Мефодий оглядел комнату Даф. Скошенная чердачная крыша с темными, покрытыми краской против гниения стропилами. Кровать заправлена до оскорбления аккуратно.

Этажерка с дюжиной книг, самых обычных. Бамбуковый тренировочный меч, прислоненный к стене, похоже, использовался, чтобы выгребать из-под кровати тапки.

Месяца три назад у Арея появилась фантазия научить Даф рубиться, Даф тоже загорелась и пару дней честно, порой с угрозой для собственного лба, размахивала бамбуковой палкой. Однако при всяком мало-мальски тревожном звуке сразу отбрасывала меч и хваталась за флейту. Под конец Арей устал поправлять ее и плюнул.

«От зла зла не ищут!.. для дальнего боя у тебя оружие есть. А для ближнего сойдет и кот, если размахивать им, держа за задние лапы!» – сказал себе он.

– Куда ушла Даф? – спросил Мефодий.

– Чего не знаю, того не скажу. Девочка она та еще, себе на уме. Не сильно торопится посвящать кого-то в свои планы. Эссиорх, к слову сказать, тоже куда-то запропастился. Просто какая-то эпидемия пропаж! – ответила ведьма с досадой.

Она подошла к чердачному окну и толкнула его, открыв от себя. Здесь наверху строительная сетка уже не оплетала дом. В открытое окно сразу вкатилась луна.

Быстро проносящиеся фиолетовые облака пытались спрятать ее, но луна с легкостью прорывала их кисейные доспехи.

Улита прищурилась на луну. Казалось, луна и Улита подозрительно наблюдают друг за другом, как две соперницы. Наконец ведьма захлопнула окно.

– Найди Даф! У меня какое-то скверное предчувствие! – отрывисто приказала она Мефодию.

– Предчувствие? Какое?

– Ночь пахнет кровью! Больше я тебе ничего не скажу.

Улита толкнула ногой расколовшуюся дверь и вышла. Меф немного покрутился в комнате Даф и, обнаружив, что никакой записки, даже самой короткой, нет, отправился искать ее. Он мысленно окликал Даф и пытался проникнуть в ее мысли. И то и другое безуспешно.

Меф метался. Он искал Даф везде: на улицах, в переулках, там, где метро выплевывало людей, и там, где оно их глотало, все было тщетно: она пропала, растворилась, исчезла. Даже Депресняк, на чутье, которого Меф надеялся, не мог отыскать хозяйку.

Растерянный недоумевающий Меф вернулся к себе. В комнате он подошел к окну, и некоторое время простоял, бездумно постукивая костяшками пальцев по подоконнику.

– Даф! Где ты, Даф? – сказал он тихо.

Затем, не раздеваясь, упал на кровать и куда-то провалился. Ему снилось что-то смутное, скользкое и неприятное.

***

Примерно через час Меф был разбужен стуком. Стук был негромкий, пакостный и какой-то липкий.

– Ну кто еще? Открыто! – крикнул Меф сердито.

В дверь просунулась мятая мордочка Тухломона, казавшаяся серой в предрассветном сумраке.

– Мо-о-ожно? – пропел он сладко.

– Можно. Повернуться и ушлепать отсюда на все четыре стороны, – ответил Меф.

– Все шутим? Сейчас не до шуток будет!.. Горе, горе-то какое! – заохал Тухломон.

– Какое еще горе? – спросил Мефодий.

Не отвечая, комиссионер начал кукситься. Его личико торопливо смялось и приняло крайне удрученное, с похоронным оттенком выражение. По рыхлой щеке скатилась пластилиновая слеза. Дождавшись, пока она докатится до подбородка, а затем покатится обратно, в глаз, увы, комиссионеры плакали именно таким образом! – Мефодий с большой меткостью запустил в Тухломона ботинком.

Комиссионер поднял ботинок, подышал на него, обтер рукой и, звучно чмокнув в подошву, с поклоном вернул.

– Пол то холодный! Так и заболеть недолго! Здоровье наше-то какое? Дунул, плюнул, просквозил гроб сосновый на мази! – пояснил он, удрученно шмыгая носом.

Зная, что Тухломон способен ныть до бесконечности и метательных снарядов на него не напасешься, Мефодий стал подниматься, чтобы перейти к более решительным действиям. Опытный Тухломон мгновенно смекнул, в какую сторону клонится березка, и торопливо попятился.

– Обижаете, наследник! Я, собственно, с чем пришел-то? Сегодня ночью валькирии напали на Даф! – выпалил он.

Мефодий застыл.