Линли поглядел на брата. Питер дрожал всем телом. Макферсон перебирал одежду, сваленную на пол, пока не остановился на полосатом свитере, который он дал Хейверс, и та после осмотра с явной неохотой передала его Питеру.
Линли вздохнул, потер шею:
— Ладно. Я постараюсь.
Сидя в такси, Сент-Джеймс старался — безуспешно — не думать о сестре, потому что ему было необходимо выработать план действий. Однако в голове у него теснились обрывки воспоминаний, одно другого настойчивей, которые взывали к нему с требованием спасти сестру.
Ненадолго заехав в Паддингтон, он исполнил поручение Линли и стал звонить в квартиру сестры, в ее модельное агентство, к себе домой, понимая, что идет по стопам леди Хелен, но не заботясь об этом и даже не очень об этом думая. Ему надо было во что бы то ни стало разыскать сестру. У него перед глазами, застилая все и вся, стоял серебряный флакон с инициалами Сидни.
Сент-Джеймс не сомневался, что Дебора стоит рядом, прислушиваясь и наблюдая за ним. Кроме нее, в квартире никого не было. Хелен уехала разбираться с посланиями, оставленными на автоответчике Мика, и с людьми, фамилии которых были в папке, помеченной «на будущее». По морщинкам, прорезавшим ее лоб, Сент-Джеймс видел, что Дебора беспокоится, но продолжал набирать разные номера и безуспешно расспрашивать о своей сестре. Ему отчаянно хотелось, чтобы Дебора как можно дольше не понимала истинную причину его страха. Она знала, что Саша умерла, так что считала, что речь идет о безопасности Сидни. И Сент-Джеймс не собирался ее разубеждать.
— Ничего? — спросила Дебора, когда Сент-Джеймс положил трубку.
Он покачал головой и подошел к столу, на котором оставалось все то, что они забрали из квартиры Мика Кэмбри, начал перебирать эти мелочи, сложил листок бумаги и положил к себе в карман.
— А что мне делать? — спросила Дебора. — Ну пожалуйста. Мне надо что-нибудь делать, а то у меня появляется ощущение полной бесполезности. — У нее был огорченный и испуганный вид. — Не могу поверить, что кому-то понадобится убивать Сидни. Просто она решила спрятаться. Правда, Саймон? Она в отчаянии из-за смерти Джастина. Ей надо побыть одной.
Сент-Джеймс расслышал предпоследнюю фразу. Так и есть. Он видел, в каком горе была Сидни, и чувствовал, что в ней поднимается ярость, вызванная этим горем. Все же она уехала, и он позволил ей уехать. Что бы ни было с Сидни теперь, он в ответственности за это.
— Тебе ничего не надо делать, — сказал он и с непроницаемым лицом направился к двери.
Ему пришлось усилием воли воздействовать на каждый мускул своего лица, чтобы оно стало непроницаемым, и все же он видел, что Дебора не понимает его. Она, скорее всего, приняла его отказ за нежелание иметь с ней дело, за детский каприз с его стороны, словно он хотел отомстить ей за все, что было между ними после ее возвращения. С этим вряд ли что-то можно было поделать.
— Саймон. Пожалуйста.
— Тебе нечего делать.
— Неправда. И ты сам знаешь.
— Ничего не надо, Дебора.
— Позволь мне помочь в поисках Сидни.
— Жди Томми.
— Не хочу… — Она умолкла, и он увидел, как жилка бьется у нее на шее. Сент-Джеймс ждал продолжения, но Дебора молчала. Она как будто затаила дыхание, но не отвернулась. — Я поеду на Чейн-Роу.
— Зачем? Сидни там нет.
— Не важно. Я еду.
У Сент-Джеймса не было ни времени, ни сил спорить с ней. С этим он уехал, заставляя себя вернуться к первоначальной цели своего приезда в Лондон. У него оставалась надежда, что визит в «Айлингтон-Лондон» каким-то образом объяснит убийство Мика Кэмбри и, возможно, два других убийства, потому что, только связав их вместе, можно было исключить Сидни как участницу преступления. А для того, чтобы связать их, надо было идти по стопам призрачного Мика Кэмбри. Сент-Джеймсу было необходимо превратить корнуоллского призрака в реального человека, и в визите в компанию «Айлингтон-Лондон» он видел последний шанс осуществить желаемое.
Однако, сидя на заднем сиденье в такси, усталый Сент-Джеймс чувствовал, что проигрывает битву с атаковавшими его воспоминаниями, которые возвращали его в то время и в то место, куда он раз и навсегда запретил себе возвращаться. Он видел всех их в больнице, по одному, по-разному искаженных в зависимости от его состояния, от наркоза, которым снимали боль. Дэвид и Эндрю, приглушенно беседующие с врачом. Мать и Хелен, погруженные в страдание. Томми — не в силах забыть о своей вине. И Сидни. Ей было тогда семнадцать. Короткая стрижка и серьги, похожие на искусственные спутники. Неистовая Сидни, читавшая ему самые нелепые из лондонских газет и громко смеявшаяся над чудовищными статьями. Она всегда была рядом, не пропускала ни дня и не позволяла ему впасть в отчаяние.