Месть по закону

— Ему знакомый вертухай из Управы цинканул. Он при Тимуре харчуется.

— Кто? Хрен?

— Не, вертухай. Отзвонился шефу и сказал, что Струге интересовался этим Востриковым.

— А зачем он ему отзванивался?

— Вертухай при делах. Ему Тимур задание дал после херни с Пастором. Видишь, выстрелило. Тимур мужик башковитый, знает, где концы искать…

Приттман почесал ручкой переносицу. Благодаря «воловатому» разговору и своим профессиональным навыкам он успевал записывать все дословно, но без переводчика эта работа превращалась в банальное стенографирование…

— Ну и что теперь Тимуру будем говорить? Он, в натуре, бошки открутит.

— Так и скажем — хату нашли, а Струге с Востриковым в ней не было. Про то, что он ушел из-под носа, — молчок. И про то, как хаты обзванивали — тоже. Не нашли, и все. Че мы, бля, виноваты, что ли?!

— А зачем Тимуру этот судья? Пристукнул бы его — и точка.

— Ты, Фора, делай, что тебе велят, а не рассуждай. Если бы твои мозги чего-нибудь стоили, то ты не зубы бы барыгам вырывал по распоряжению Тимура, а при нем консельери бы трудился.

— Кем?

— Консельери… Советником. Как в «Крестном отце». Слушай, Мурена, чего это от тебя, как от параши, несет?!

— В темноте, должно, в говно собачье наступил…

Поняв по движению своего тела в просторном багажнике, что автомобиль выполнил несколько поворотов и после этого сбросил скорость, Приттман догадался, что поездка окончена. Подтверждением этому стала фраза, которую журналист понял только по первому слову.

— Приехали. Снимайте штаны и сразу заходите к Тимуру задницей вперед. Он будет нас иметь одновременно.

«Господи… — пронеслось в похолодевшей голове журналиста, — куда меня привезли?»

Глава 16

Прежде чем действовать, нужно было первым делом убрать Вострикова подальше от посторонних взглядов. Туда, где его никто не сможет найти, и одновременно лишить его возможности передвигаться и передавать какую-либо информацию. Из всех вариантов, которые Антон перебрал, стоя у окна, оставался один — кладовая подвала Шкаликова. Уже утром, составив не самый приятный из всех неприятных разговоров со своим спасителем, Антон убедил его в необходимости того, чтобы Востриков некоторое время посидел, пристегнутый наручниками, в его кладовке.

— Ты уже спас мне жизнь, — вкрадывался, словно лиса, в душу Шкаликова Струге, — теперь ты отвечаешь за мою жизнь до конца своей жизни. Так принято.

— Кем принято? Принято — кем?! — вопрошал возмущенный Шкаликов. — Вы хоть знаете, Антон Павлович, что со мной случится, если кто-то из блатных прознает, что я тут с судьей якшаюсь? Они же не станут разбираться, кто за кого до какой поры отвечает! «Сукой» объявят — и все дела!

— Никто не узнает, если сам не проболтаешься, — настаивал Антон. — И потом, это всего на несколько дней. А продукты ему я куплю…

— Ой, только не надо из меня страдальца делать, я вас умоляю… — поморщился Шкаликов. — Продукты вы купите… Это я вам могу продуктов купить. Хрен с ним, пусть сидит. Буду считать, что собаку завел. Фантик, иди за мной.

Через пять минут хозяин роскошной квартиры поднялся из подвала.

— Там свет у меня есть, диванчик. Переморщится… А жратвы ему вечером снесу.

— А не убежит? — перепроверился Струге.

— Ну, если трубу или наручники перекусит, тогда… — Шкаликов прикурил сигарету и подошел к окну. — Тогда, конечно, убежит.

«Незаконное лишение свободы. Похищение человека, — констатировал Антон, спускаясь по лестнице. — Смягчающее обстоятельство — похититель действует из соображений спасения жизни похищенного. Разошлись по нулям».

До лесополосы он добрался достаточно быстро даже по меркам военного времени, заплатив частнику вдвое больше положенного. Испачкав в лужах позавчерашнего дождя брюки и ботинки, Антон выбрался на небольшую поляну. В другой ситуации вид его одежды просто взбесил бы чистоплотного педанта Струге, но сейчас, казалось, он даже не замечал грязи. После разгромленной квартиры и ночевок в малопригодных для представителя власти местах это выглядело безобидной мелочью. Гораздо серьезнее дело обстояло с обваленными под властью стихии и времени погребами. Для привыкшего к данному месту Вострикова объяснить, где находится погреб, — сущий пустяк. Какой дурак не сориентируется среди сотни-другой погребов?