Месть по закону

Ни есть, ни пить больше не хотелось. Антон был рад, что вовремя остановил себя и перешагнул через привычку из прошлого. Может, после пережитого, или свою роль сыграли две рюмки коньяка, только ему смертельно захотелось спать. Уснуть прямо здесь, на неразобранном диване, не раздеваясь. Антону казалось, что такой сон будет самым крепким и спокойным. Сон, где он сможет позабыть обо всем. Главное теперь — не делать резких движений, а просто положить голову на подушку и осторожно, не спугивая блаженной дремоты, положить ноги на диван. Он так и сделал и уже через пять минут, под звук мерно гудевшего холодильника, уснул, провалившись в пустоту…

Пастор и Соха подъехали к травмопункту на вытянутом и блестящем новой эмалью, словно новая ванна, «MARK-2» телохранителя. Пастор заглушил двигатель и кивнул на вход головой:

— И сколько здесь «лепил» сейчас?

— Я что, главврач? Доктор да медсестра, наверное. На случай крушения поезда к ним, наверное, подмога прибывает.

Пастор посмотрел на Соху, как на тяжелобольного.

— Спасибо. Я без тебя вряд ли догадался бы, что они делают в случае крушения поезда. Ладно, пошли.

Радушного приема, как в случае со Струге, им оказано не было. Но его никто и не ожидал. Пастор с подручным миновали приемную и бесцеремонно вошли в комнату отдыха. Врач сидел за столом и что-то писал. Пастор плохо разбирался в служебном документообороте и отчетности, но «лепила» в Горном точно в такой же книге списывал использованные препараты. Учет и контроль при социализме…

— Доктор, поговорить нужно.

— Вы из органов внутренних дел? — Тот положил ручку и недружелюбно, что было вызвано нахальным вторжением, посмотрел на вошедших.

— Мы все с вами появились из органов внутренних дел, — заметил Пастор. — Но мы не из милиции.

— Тогда выйдите в приемную и ждите. Я через минуту выйду. Где больной?

— Это мы и хотели выяснить, — вставил Соха. — Док, оторвись на секунду, очень нужно. Времени на разговоры нет.

— Вы не поняли меня. Я сказал — выйдите и ждите. Здесь не частная лавочка! — Врач был рассержен, как водитель автобуса, которому пассажир советует, как правильно ехать по маршруту.

— Нет, это ты не понял, — процедил Пастор и схватил врача за шиворот.

От мощного удара на столешнице раскололось стекло и упал на пол канцелярский набор. Ручки, карандаши и скрепки, жалобно что-то прошептав, разбежались по углам маленькой комнаты. Из разбитого лба врача осторожной струйкой сбегала на нос кровь.

— Доктор, не заставляй меня ломать тобой мебель, — продолжал цедить Пастор. — Все, что мне нужно знать, — это кто к тебе в ближайшее время обращался за помощью или советом по поводу разбитой головы. Говори — и мы уйдем. И забудь об этой клятве. Как ее… Гиппократа.

Без всякого сомнения, врач был порядочным человеком, но приходит момент, когда у некоторых порядочных людей страх выдавливает из сознания все остальные качества. Чувство самосохранения у врачей, пожалуй, развито на подсознательном уровне, ибо о том, как легко умереть, они знают лучше, чем все остальные.

Через некоторое время, за которое врач не успел даже выкурить сигарету, Пастор, пролистав журнал приема посетителей, выяснил, что час назад в травмопункт с ушибленной раной правой височной области обращался некий Струге Антон Павлович, тридцать шесть лет, безработный, проживает на улице Гоголя, дом пять. Дальше шло пояснение о жене, диагноз…

— Смотри. — Пастор ткнул пальцем в журнал. — Правая височная область.

— Ну, и что? — не понял Соха.

— Я левша. И бил я тому лоху слева.

— Думаешь — он?

Вместо ответа Пастор захлопнул журнал, подошел к доктору и сунул в карман его халата пятьдесят долларов. Так же молча пошел к выходу. Соха в привычном возмущении шевельнул, как рыба, губами и заторопился следом.

— Гоголя, пять, квартира тридцать, — приказал вор, усаживаясь на пассажирское сиденье «марковника». — И быстро.

Глава 7