– Ему знакомый вертухай из Управы цинканул. Он при Тимуре харчуется.
– Кто? Хрен?
– Не, вертухай. Отзвонился шефу и сказал, что Струге интересовался этим Востриковым.
– А зачем он ему отзванивался?
– Вертухай при делах. Ему Тимур задание дал после херни с Пастором. Видишь, выстрелило. Тимур мужик башковитый, знает, где концы искать...
Приттман почесал ручкой переносицу. Благодаря «воловатому» разговору и своим профессиональным навыкам он успевал записывать все дословно, но без переводчика эта работа превращалась в банальное стенографирование...
– Ну и что теперь Тимуру будем говорить? Он, в натуре, бошки открутит.
– Так и скажем – хату нашли, а Струге с Востриковым в ней не было. Про то, что он ушел из-под носа, – молчок. И про то, как хаты обзванивали – тоже. Не нашли, и все. Че мы, бля, виноваты, что ли?!
– А зачем Тимуру этот судья? Пристукнул бы его – и точка.
– Ты, Фора, делай, что тебе велят, а не рассуждай. Если бы твои мозги чего-нибудь стоили, то ты не зубы бы барыгам вырывал по распоряжению Тимура, а при нем консельери бы трудился.
– Кем?
– Консельери... Советником. Как в «Крестном отце». Слушай, Мурена, чего это от тебя, как от параши, несет?!
– В темноте, должно, в говно собачье наступил...
Поняв по движению своего тела в просторном багажнике, что автомобиль выполнил несколько поворотов и после этого сбросил скорость, Приттман догадался, что поездка окончена. Подтверждением этому стала фраза, которую журналист понял только по первому слову.
– Приехали. Снимайте штаны и сразу заходите к Тимуру задницей вперед. Он будет нас иметь одновременно.
«Господи... – пронеслось в похолодевшей голове журналиста, – куда меня привезли?»
Глава 16
Прежде чем действовать, нужно было первым делом убрать Вострикова подальше от посторонних взглядов. Туда, где его никто не сможет найти, и одновременно лишить его возможности передвигаться и передавать какую-либо информацию. Из всех вариантов, которые Антон перебрал, стоя у окна, оставался один – кладовая подвала Шкаликова. Уже утром, составив не самый приятный из всех неприятных разговоров со своим спасителем, Антон убедил его в необходимости того, чтобы Востриков некоторое время посидел, пристегнутый наручниками, в его кладовке.
– Ты уже спас мне жизнь, – вкрадывался, словно лиса, в душу Шкаликова Струге, – теперь ты отвечаешь за мою жизнь до конца своей жизни. Так принято.
– Кем принято? Принято – кем?! – вопрошал возмущенный Шкаликов. – Вы хоть знаете, Антон Павлович, что со мной случится, если кто-то из блатных прознает, что я тут с судьей якшаюсь? Они же не станут разбираться, кто за кого до какой поры отвечает! «Сукой» объявят – и все дела!
– Никто не узнает, если сам не проболтаешься, – настаивал Антон. – И потом, это всего на несколько дней. А продукты ему я куплю...
– Ой, только не надо из меня страдальца делать, я вас умоляю... – поморщился Шкаликов. – Продукты вы купите... Это я вам могу продуктов купить. Хрен с ним, пусть сидит. Буду считать, что собаку завел. Фантик, иди за мной.
Через пять минут хозяин роскошной квартиры поднялся из подвала.
– Там свет у меня есть, диванчик. Переморщится... А жратвы ему вечером снесу.
– А не убежит? – перепроверился Струге.
– Ну, если трубу или наручники перекусит, тогда... – Шкаликов прикурил сигарету и подошел к окну. – Тогда, конечно, убежит.
«Незаконное лишение свободы. Похищение человека, – констатировал Антон, спускаясь по лестнице. – Смягчающее обстоятельство – похититель действует из соображений спасения жизни похищенного. Разошлись по нулям».
До лесополосы он добрался достаточно быстро даже по меркам военного времени, заплатив частнику вдвое больше положенного. Испачкав в лужах позавчерашнего дождя брюки и ботинки, Антон выбрался на небольшую поляну. В другой ситуации вид его одежды просто взбесил бы чистоплотного педанта Струге, но сейчас, казалось, он даже не замечал грязи. После разгромленной квартиры и ночевок в малопригодных для представителя власти местах это выглядело безобидной мелочью. Гораздо серьезнее дело обстояло с обваленными под властью стихии и времени погребами. Для привыкшего к данному месту Вострикова объяснить, где находится погреб, – сущий пустяк. Какой дурак не сориентируется среди сотни-другой погребов?