Месть Нофрет

Ненависть на одном лице, любовь на другом. Что, интересно, страшнее?

III

— Берегись Кайт, Яхмос.

— Кайт? — удивился Яхмос. — Дорогая моя Ренисенб…

— Говорю тебе, она опасна.

— Наша тихая Кайт? Она всегда была кроткой, покорной женщиной, не очень умной…

— Она не кроткая и не покорная, — перебила его Ренисенб. — Я ее боюсь, Яхмос. И прошу тебя быть начеку.

— Боишься Кайт? — еще раз удивился он. — Представить себе не могу, чтобы все наши беды исходили от Кайт. У нее для этого ума не хватит.

— По-моему, тут не требуется большого ума. Достаточно знать яды. А как тебе известно, в некоторых семьях в ядах отлично разбираются и передают эти знания от матери к дочери. Есть женщины, которые умеют готовить снадобья из ядовитых трав. Может, и Кайт обучена этому. Во всяком случае, когда дети болеют, она сама готовит им лекарства.

— Да, это верно, — задумался Яхмос.

— И Хенет тоже злая, — продолжала Ренисенб.

— Хенет? Да. Недаром мы ее всегда недолюбливали. По правде говоря, если бы отец за нее не заступался…

— Отец обманывается в ней, — сказала Ренисенб.

— Вполне возможно. — И сухо добавил: — Он любит лесть.

Ренисенб посмотрела на него с удивлением. Впервые в жизни ей довелось услышать, чтобы Яхмос высказался об Имхотепе в таком непочтительном тоне. Он всегда был преисполнен благоговейного страха перед отцом.

Яхмос, поняла она, постепенно становится главой в семье. За последние недели Имхотеп заметно сдал. Разучился отдавать приказы, принимать решения. Он очень одряхлел. Часами сидит, уставившись в одну точку, взгляд у него затуманенный и рассеянный. Порой он даже не понимает, о чем ему говорят.

— Ты думаешь, что она… — Ренисенб умолкла. Оглядевшись, она продолжала: — Ты думаешь, что это она…

— Молчи, Ренисенб, — схватил ее за руку Яхмос. — Об этом не следует не только говорить, но и шептать.

— Значит, ты думаешь…

— Молчи. Мы кое-что придумали, — мягко, но настойчиво повторил Яхмос.

Глава XXII

Второй месяц Лета, 17-й день

I

На следующий день был праздник новолуния. Имхотепу предстояло подняться наверх, чтобы совершить обряд жертвоприношения. Яхмос уговаривал отца доверить это на сей раз ему, но Имхотеп и слушать не хотел.

— Откуда мне знать, что все будет сделано, как следует, если я сам обо всем не позабочусь? — тщился он напустить на себя былую важность. — Разве я когда-либо позволял себе уклониться от своих обязанностей? Не я ли добывал вам всем хлеб насущный, не я ли содержал вас всех?.. — Голос его упал. — Всех? Кого всех? Ах да, я забыл, два моих сына — красавец Себек и любимый мною отважный Ипи — ушли навсегда. Яхмос и Ренисенб, дорогие мои дети, вы по-прежнему со мной, но кто знает, надолго ли?

— Будем надеяться, что надолго, — отозвался Яхмос. Он говорил громче, чем обычно, словно обращался к глухому.

— А? Что? — Имхотеп, казалось, был не в себе. Потом вдруг ни с того, ни с сего добавил: — Это зависит от Хенет, верно? Да, все зависит от Хенет.

Яхмос и Ренисенб переглянулись.

— Я не понимаю тебя, отец, — тихо, но отчетливо сказала Ренисенб.

Имхотеп пробормотал что-то еще, чего они не расслышали. Потом громче, но глядя перед собой пустыми и тусклыми глазами, заявил:

— Хенет меня понимает. И всегда понимала. Она знает, как велики мои обязанности, как велики… А взамен всегда одна неблагодарность… Отсюда и возмездие. Так и должно быть. Высокомерие заслуживает наказания. Хенет же всегда была скромной, покорной и преданной. Ей причитается награда…

И, собрав последние остатки сил, спросил властным голосом:

— Ты понял меня, Яхмос? Хенет вправе требовать всего, что захочет. Ее распоряжения следует выполнять!

— Но почему, отец?

— Потому что я так хочу. Потому что, если желания Хенет будут удовлетворены, смерть уйдет из нашего дома.

И, многозначительно кивнув головой, удалился, оставив Яхмоса и Ренисенб в полном недоумении и тревоге.

— Что это значит, Яхмос?

— Не знаю, Ренисенб. Порой мне кажется, что отец не отдает себе отчета в том, что говорит или делает.

— Возможно. Зато, по-моему, Хенет чересчур хорошо знает, что говорит или делает. Лишь на днях она заявила мне, что в самом скором времени она будет щелкать кнутом у нас в доме.

Они стояли и смотрели друг на друга. Потом Яхмос положил руку на плечо Ренисенб.

— Не ссорься с ней, Ренисенб. Ты не умеешь скрывать своих чувств. Ты слышала, что сказал отец? Если желания Хенет будут удовлетворены, смерть уйдет из нашего дома…

II

Сидя на корточках в одной из кладовых, Хенет пересчитывала куски полотна. Это были старые холстины, и, заметив на одной из них метку, она поднесла ее к глазам.

— Ашайет, — прочитала она. — Значит, это ее холст. Тут вышит и год нашего приезда сюда. Много лет прошло с тех пор. Знаешь ли ты, Ашайет, на что сейчас идут твои холстины? — Она захихикала, но тут же, словно поперхнувшись, умолкла, ибо услышала за спиной чьи-то шаги.

Она повернулась. Перед ней стоял Яхмос.

— Чем ты занимаешься, Хенет?