Месть Нофрет

Испытывала ли Хенет ненависть и к Имхотепу? Вряд ли. Много лет она увивается возле него, льстит и заискивает… А он полностью ей доверяет. Неужто и с ним она притворяется?

Если же она искренне преданна Имхотепу, то почему решилась причинить ему столько горя?

А что, если она и его ненавидит? Ненавидела всю жизнь? И льстила, чтобы ловко пользоваться его слабостями? Что, если она ненавидит Имхотепа больше всех? Тогда что может доставить большую радость человеку со столь извращенными и порочными наклонностями, нежели возможность заставить своего заклятого врага собственными глазами видеть, как один за другим погибают его дети?

— Что с тобой, Ренисенб?

На нее смотрела Кайт.

— У тебя такой странный вид.

Ренисенб встала.

— Меня вот-вот вырвет, — сказала она.

Отчасти это было правдой. От картины, которую она сама себе нарисовала, ее начало тошнить. Кайт восприняла ее слова буквально.

— Ты, наверное, съела неспелых фиников либо рыба была несвежей.

— Нет, нет, это не от еды. Это от того, что у нас происходит.

— А, вот в чем дело, — откликнулась Кайт так равнодушно, что Ренисенб удивленно уставилась на нее.

— Разве ты не боишься, Кайт?

— Нет, не боюсь, — задумчиво ответила Кайт. — Если с Имхотепом что-нибудь случится, о детях позаботится Хори. Хори — человек честный, он будет им хорошим опекуном.

— Опекуном станет Яхмос.

— Яхмос тоже умрет.

— Кайт, как ты можешь говорить об этом так спокойно? Неужели тебе безразлично, умрут отец и Яхмос или нет?

Минуту-другую Кайт размышляла. Потом пожала плечами.

— Мы обе женщины, так что давай будем друг с другом откровенны. Имхотепа я всегда считала деспотичным и несправедливым. А как возмутительно он показал себя в истории с наложницей — позволил ей уговорить себя лишить наследства собственных детей. Я никогда не испытывала привязанности к Имхотепу. Что касается Яхмоса, то он пустое место. Сатипи делала с ним что хотела. Потом, когда она умерла, он повел себя более решительно, стал распоряжаться. Но он всегда будет относиться к своим детям лучше, чем к моим, что вполне естественно. Поэтому, если ему суждено умереть, это будет только на благо моим детям — вот какой я делаю вывод. У Хори детей нет, и человек он справедливый. В том, что творится у нас в доме, конечно, ничего хорошего нет, но в последнее время я начала думать, что в конечном итоге оно, может, и к лучшему.

— Как ты можешь так спокойно, так хладнокровно рассуждать, Кайт, когда твой собственный муж, которого ты, по-моему, любила, погиб первым?

Что-то странное мелькнуло в глазах Кайт. Она бросила на Ренисенб взгляд, в котором явно сквозила презрительная усмешка.

— Ты иногда очень похожа на Тети, Ренисенб. Такой же ребенок, клянусь, как она.

— Ты не оплакиваешь смерть Себека, — медленно произнесла Ренисенб. — Я это заметила.

— Оставь, Ренисенб, меня не в чем упрекнуть. Я знаю, как должна вести себя вдова, только что потерявшая мужа.

— Да, упрекнуть тебя не в чем… Значит, ты не любила Себека?

— А почему я должна была его любить? — пожала плечами Кайт.

— Кайт! Он был твоим мужем, отцом твоих детей!

Лицо Кайт смягчилось. Она посмотрела сначала на двух увлеченных лепкой мальчиков, а потом туда, где барахталась, задрав ножки и что-то лепеча, малышка Анх.

— Да, он был отцом моих детей, за что я благодарна ему. Но в остальном что он представлял собой? Красавец, хвастун и развратник. Он не привел в дом новую сестру, приличную скромную женщину, которая была бы всем нам в помощь. Нет, он посещал дома, которые пользуются дурной славой, и тратил медные и золотые украшения на вино и самых дорогих танцовщиц. Еще счастье, что Имхотеп держал сына в узде и тому приходилось до мелочей отчитываться в заключенных им торговых сделках. Почему же я должна была питать любовь и уважение к такому человеку? И вообще, что такое мужчины! Они нужны только для рождения детей, вот и все. Сила народа в женщинах. Мы, Ренисенб, передаем детям все, что есть в нас. Что же касается мужчин, то они должны участвовать в зачатии, а потом дело их — пусть умирают… — Словно заключительным музыкальным аккордом снова прозвучали в голосе Кайт презрение и насмешка. Ее некрасивое лицо преобразилось, стало значительным.

Ренисенб охватило смятение. «Какая Кайт сильная! Если она и глупая, то это самодовольная глупость. Она ненавидит и презирает мужчин. Мне бы давно следовало это понять. Ведь один раз я уже видела, что она способна на угрозу. Да, Кайт сильная…»

Взгляд Ренисенб случайно упал на руки Кайт. Они мяли и месили глину — сильные, мускулистые руки, и, глядя на них, Ренисенб подумала об Ипи и о сильных руках, которые безжалостно держали его голову под водой. Да, руки Кайт вполне могли это сделать…

Малышка Анх, наткнувшись на колючку, громко заплакала. Кайт кинулась к ней, схватила и, прижав к груди, принялась успокаивать. На ее лице были любовь и нежность.

— Что случилось? — выбежала на галерею Хенет. — Ребенок так громко кричал. Я было решила… — И разочарованно замолкла. Ее полное злорадного любопытства лицо вытянулось: очередной беды не случилось.

Ренисенб перевела взгляд с одной женщины на другую.