Месть Нофрет

— Ты в самом деле чем-то расстроена, Сатипи?

— Может быть… Не знаю. Дело не в этом.

— Я знаю. Ты чего-то боишься, верно?

Взгляд Сатипи стал холодно-неприязненным.

— К чему ты это говоришь? Почему я должна чего-то бояться? Что может меня пугать?

— Не знаю, — ответила Ренисенб. — Но ведь это так, правда?

Сделав над собой усилие, Сатипи обрела прежнюю заносчивость.

— Я никого и ничего не боюсь! — вскинув голову, заявила она. — Как ты смеешь строить такие предположения, Ренисенб! И я не потерплю, чтобы вы с Яхмосом вели обо мне разговоры. Яхмос и я, мы хорошо понимаем друг друга. — Она помолчала, а потом резко заключила. — Нофрет умерла — и тем лучше, — вот что я тебе скажу. Можешь передать это всем, кто спрашивает, что я думаю по этому поводу!

— Нофрет? — удивленно переспросила Ренисенб.

Сатипи пришла в ярость — такой она часто была прежде.

— Нофрет, Нофрет, Нофрет! Меня тошнит от этого имени! Слава богам, больше не придется слышать его в нашем доме!

Ее голос поднялся до самых высоких нот, как бывало раньше, но, как только в комнате появился Яхмос, она сразу сникла.

— Замолчи, Сатипи, — сурово приказал он. — Если тебя услышит отец, опять будут неприятности. Почему ты так глупо ведешь себя?

Еще больше, чем суровый и недовольный тон Яхмоса, удивило Ренисенб поведение Сатипи.

— Прости меня, Яхмос… — кротко пролепетала она. — Я не подумала…

— Впредь будь более осмотрительной! Вы с Кайт и так достаточно натворили глупостей. Чувства меры нет у вас, женщин!

— Прости… — снова пролепетала Сатипи.

Решительным шагом, словно удачная попытка хоть раз в жизни утвердить свою власть пошла ему на пользу, Яхмос вышел из покоев.

Ренисенб решила побывать у старой Изы. Может, бабушка, подумалось ей, посоветует что-нибудь разумное.

Однако Иза, которая со вкусом расправлялась с огромной кистью винограда, отнеслась к этому вопросу крайне несерьезно.

— Сатипи? К чему вся эта шумиха вокруг Сатипи? Вам что, так нравилось, когда она вас поносила и всеми помыкала в доме, что вы враз растерялись, как только она стала вести себя примерно? — И, выплюнув виноградные косточки, добавила. — Во всяком случае, долго это не протянется, если, конечно, Яхмос не примет мер.

— Яхмос?

— Да. Надеюсь, Яхмос наконец пришел в себя и как следует поколотил Сатипи. Ей это и требовалось — она из тех женщин, которым по душе хорошая трепка. Яхмос, кроткий и не помнящий зла, должно быть, был для нее немалым испытанием.

— У Яхмоса золотое сердце, — возмутилась Ренисенб. — Он добрый и нежный, как женщина, если женщины вообще способны быть нежными, — словно сомневаясь, добавила она.

— Хоть и несколько запоздалая, но верная мысль, внучка, — усмехнулась Иза. — Нет, никакой нежности в женщинах нет, а если есть, то помоги им, Исида! И очень немногие женщины хотели бы иметь доброго и нежного мужа. Им скорее нужен красивый и буйный грубиян, вроде Себека. Такой им больше по душе. Или смышленый молодой человек, вроде Камени, а, Ренисенб? Такой не даст собой командовать. И любовные песни он недурно распевает, а? Хи-хи-хи.

Щеки у Ренисенб зарделись.

— Не понимаю, о чем ты, — с достоинством заявила она.

— Вы думаете, старая Иза ни о чем не догадывается. Догадываюсь! — Она подслеповато всматривалась в Ренисенб. — Догадываюсь раньше тебя, дитя мое. Не сердись. Так устроена жизнь, Ренисенб. Хей был тебе славным братом, но он уплыл в своей лодке к тем, кому приносят жертвы. Сестра найдет себе нового брата, который будет пронзать рыбу копьем в нашей реке Ниле, — не берусь утверждать, что Камени для этого очень подходит. Его больше привлекают тростниковая палочка и свиток папируса, хотя он и хорош собой и умеет петь любовные песни. Но при всех его достоинствах я не думаю, что он тебе пара. Мы ничего о нем не знаем, кроме того, что он явился из Северных Земель. Имхотепу он по душе, но это ничего не значит, ибо я всегда считала Имхотепа дураком. Лестью его можно в два счета обвести вокруг пальца. Посмотри на Хенет!

— Ты неправа, — возмутилась Ренисенб.

— Ладно, пусть неправа. Твой отец не дурак.

— Я не про это. Я хотела сказать…