Месть нибелунгов

Нацрей пытался найти то, чего уже несколько недель в Вормсе практически не было — спокойное место. Наконец он устроился в заброшенном свинарнике, расставив на полу несколько свеч. Араб мало спал и по ночам записывал свои переживания и впечатления, как делал это уже много лет.

Он никогда не думал, никогда не надеялся, да и боялся этого, что однажды ему придется вновь выйти в мир и стоять рядом с молодым воином, наблюдая за великой битвой. В знаменитом багдадском университете Нацрей изучал книги древних мыслителей, которые в разные времена и на разных континентах утверждали одно и то же: мир не был результатом войны, но лишь следствием ее угасания. Недальновидности и опьянения властью было достаточно, чтобы уже на следующий день вновь требовать крови. Иногда причины, по которым страны и королевства нападали друг на друга, казались до смешного банальными. Нацрей давно поклялся, что никогда не будет способствовать войне.

Но разве не был замысел Зигфрида благородным? Разве Вульфгар не заслужил смерти? Разве Исландия не должна быть свободной, а Зигфрид не должен занять трон Ксантена? Возможно, все так и было, но Нацрей боялся не за Ксантен или Исландию, не за римлян в Бургундии, не за наемников на поле боя. Он боялся за юношу. Зигфрид был горд и чист сердцем. Нацрей за свою жизнь повидал много таких молодых людей, и никто из них не вернулся с поля боя прежним, независимо оттого, одержали они победу или же постыдное поражение. У него на родине была поговорка: «На войне у мужчины улетает душа, потому что она умнее рассудка и быстрее тела».

Да и как военачальник мог остаться таким же, как раньше, если тысячи людей по его собственному приказу шли на смерть, если свобода оплачивалась горами трупов? Нацрей знал цену свободы, знал, что она еще никогда никого не благодарила за принесенные ей жертвы.

Все дело было в проклятой судьбе, за которую люди на этом проклятом континенте держались, словно утопающие за соломинку. Некоторые называли ее «волей богов», другие считали ее своим «предназначением», третьи пытались бороться с судьбой, но никто не ставил ее под сомнение. Нацрея пугало, насколько мало люди в этих местах верили в свободу собственных решений и личную ответственность.

Зигфрид, как и прочие, не был хозяином своих решений. Женщина, о которой он рассказывал, могла быть злобным демоном, лесным духом или же валькирией, в которых верили на севере. А нибелунги? Нацрей не пытался объяснять то, чего не мог объяснить, но все эти бестелесные существа что-то нашептывали Зигфриду, что-то обещали ему, пророчествовали, манили. Они рисовали перед ним образ короля-воина, так что он шел к этой мечте, не сомневаясь ни мгновения.

Они могли бы остаться в Британии. Простая жизнь среди простых людей. Зигфрид мог бы жениться на деревенской девушке, взять себе новое имя, и уже через два поколения все забыли бы о династии исландского короля. Все жили бы в мире и не боялись мести. Конечно, о справедливости все равно приходилось бы только мечтать. Но ведь не было бы кровопролития!

Возможно, Нацрей отправился с Зигфридом именно для того, чтобы понять безумие войны. Он не видел в битве ничего привлекательного, никакого идеала, к которому можно было бы стремиться. Но все же люди шли в бой, с радостью бежали навстречу смерти, ликующей оттого, что ей досталась легкая добыча.

Нацрей хотел понять природу войны. Его разум вновь и вновь убеждался в том, что понимать тут нечего, но сердце не могло в это поверить. Долго размышляя о человеческих судьбах, Нацрей решил, что, когда придет время, он совершит то, что позволит избежать очередного безумия. Нацрей задумал убить Зигфрида. Конечно, юноша был его товарищем, но жизнь тысяч людей была дороже жизни лучшего друга.

А может, простое предательство было бы предпочтительнее? Если предупредить Вульфгара о том, что на его границы нападет новое войско, он наверняка сможет так укрепить их, что любое нападение станет бессмысленным.

Нацрей еще долго писал в своей книге, и тонкая вязь ложилась на бумагу, буква за буквой, которых здесь никто не знал, а значит, не мог прочитать. Возможно, когда-нибудь ему останется только это…

У Зигфрида болела голова. Наконец-то он улегся спать. Весь вечер они с Нацреем и несколькими другими военачальниками его армии, посвященными в намерения принца, сидели над планами и картами. Числа с трудом укладывались в голове принца, а условные знаки и маркировка, указывающие на возможное передвижение войск, путались, утрачивая изначальный смысл. Планирование великих битв было ему не по душе, а хладнокровные размышления о стратегии противоречили его ярости, направленной на Вульфгара. Он хотел очертя голову броситься на тирана и его людей, но Нацрей убедил его в том, что таким образом успеха не достичь и что правильная стратегия — залог любой победы.