Месть мажора

На меня она не обращает внимания, чувствую неловкость. «Зачем поперлась следом за мажором? – всплывает в голове вопрос. – Своих проблем много!»

– Это Арина, – мажор коротко представляет меня в холле.

– Девушка, подождите нас здесь, – наконец удостаивает меня вниманием дама.

– Нет, Арина пойдет со мной.

Эрик опять решительно берет мои пальцы, самое удивительное, мне не кажется это противным или неправильным. Мы много прошли уже вместе, много пережили, словно связаны нитью судьбы, которую невозможно ни разорвать, ни разрезать.

– Как хочешь! – пожимает плечами дама.

Она приводит нас в кабинет, небрежным жестом показывает на диван, сама садится в кресло.

– Да, что случилось? – взрывается Эрик. – Что за тайны мадридского двора?

– Это у тебя я хочу спросить, гаденыш, – тихо, с нажимом говорит хозяйка. Ее глаз начинает подергиваться, только теперь я понимаю, что она напряжена и взвинчена. – Ты решил отца вогнать в гроб раньше срока?

– Я? – Эрик теряется. – Мы вчера хорошо поговорили, он мне помог разобраться с одним делом. Больше не виделись.

«Все ясно! – вспыхивает озарение. – Вот почему полиция перестала расследовать мамино похищение! А я все гадала».

– Сегодня приехала твоя жена. Она заявила, что тебя нужно лечить у психиатра, потому что ты устроил в клинике, в вип-отделении, скандал. В результате все богатые пациенты выписались, подали на клинику иск и требуют полного возмещения убытков за моральный и материальный ущерб.

– Наташка спятила, что ли? – мы обмениваемся взглядами, и его глаза вспыхивают.

– А еще она сказала, что ты связался с уголовницей. Это она?

Тяжелый взгляд больших серых глаз прожигает меня насквозь, невольно съеживаюсь.

– Что? Она точно идиотка! Я с ней разберусь!

– Не знаю, что происходит в твоей семье, но мое терпение лопнуло! Отцу стало плохо.

– Черт! Это Наташка за намек о разводе мстит, – бормочет Эрик. – И за фабрику.

– За какую фабрику?

Эрик рассказывает мачехе о разговоре с отцом, о желании жены и Стрельникова прибрать к рукам его фабрику, о своей задумке по реорганизации производства, о моей маме, которую мы вчера вывезли из клиники. Дама сидит, выпрямив спину и изящно скрестив ноги, как английская королева. На ее лице-маске не отражается ни одной эмоции. Я невольно ей завидую: умеет держать себя в руках.

– Короче, у меня куча планов. Впервые с тех пор, как умерла Лера, я хочу чем-то заняться и не собираюсь отдавать свой бизнес в руки этих проходимцев!

– Это ты так о своей жене говоришь и о лечащем враче твоего отца? Не слишком ли?

– Лечащий врач? Хочешь знать, что сделал этот дятел с Ариной и ее мамой?

Глафира Викторовна молча разглядывает ногти, мы напряженно ждем. От этой женщины сейчас многое зависит. Она самый близкий человек для отца Эрика, она может казнить и миловать, а ее терпение, по всему видно, на пределе. Мажор постарался.

Но я ее понимаю: своих проблем хватает, выслушивать о чужих нет желания. Но тут она взмахивает ресницами.

– Рассказывай. Давно хочу понять, что с тобой происходит в последнее время.

Эрик начинает издалека, с момента аварии. Я, слушая его, словно погружаюсь в прошлое и заново переживаю все, что со мной случилось. В какой-то момент всхлипываю, он бросает быстрый взгляд и успокаивающе гладит по руке. Сейчас рядом сидит друг, товарищ по несчастью, но вовсе не враг. С той же горячностью, с которой мстил, он готов теперь во всем поддерживать меня.

– Вот смотри, это Аринина модель.

В доказательство своих слов Эрик берет со стола модный журнал и показывает мачехе куртку с моим рисунком. Она молча издалека разглядывает страницу, потом смотрит на меня.

– Вы готовы взяться за эту работу? Я вижу, сын вам доверяет.

Я теряюсь: только час назад узнала о предложении Эрика, не было ни минуты на обдумывание. Мажор опять хватает мои пальцы и сжимает их.

– Ариша, прошу! Выручи!

– Я не знаю, – отвечаю честно и искренне.

– Ты хочешь мне отомстить за исковерканную жизнь? – тихо спрашивает он.

– Не придумывай! – вспыхиваю я. – Долг платежом красен. Ты помог мне с мамой, я готова поддержать тебя, но это большая ответственность, не уверена, что у меня получится.

– Мам, скажи ты ей! – вдруг выпаливает Эрик, и мачеха вздрагивает, как от удара.

Простое слово «мам» звучит так легко и естественно, будто он говорит его сто раз в день. Уголки рта Глафиры Викторовны опускаются вниз, лицо морщится, она силится что-то сказать, но губы дрожат, а глаза наполняются слезами.

– Что? Что я опять сделал не так? – кричит Эрик.

Он переводит взгляд с меня на мачеху и явно не понимает, почему мы взволнованы.

– Ты впервые… по-настоящему… назвал меня мамой.

Эрик растерянно смотрит на мачеху. Кажется, он и сам не догадывается, что сейчас брякнул. И вот озарение вспыхивает в его голубых глазах, а смущение заливает щеки краской.

– Ну, назвал и назвал! Подумаешь! Чего цепляться к словам?

– Ты молодец! – вырывается у меня помимо моей воли.