– Эрик Борисович, остановитесь!
Из основного коридора прибегают люди: медсестры, человек в деловом костюме, за ним торопятся охранники.
– Все в порядке, – мажор поднимает руки с раскрытыми ладонями. – Все хорошо, вернитесь к своим обязанностям! – приказывает он сотрудникам.
Медсестры и охранники отходят, но останавливаются поодаль.
– Эрик Борисович, вам надо обработать рану, – тянет мажора за руку человек в костюме.
Я его где-то видела раньше, но где? Воспаленное сознание отказывается помогать хозяйке.
– Санек, погоди. Мне с этими надо потолковать, – он пристально смотрит на Матвея и спрашивает: – Мне интересно, кто оплачивает эту вип-палату? Ты? Или она?
Я холодею. Вот оно! Сейчас нас размажут по стене, мокрого пятна не оставив. Зачем Матвей привез маму сюда? Ну, зачем?
Не замечаю, как с губ срывается стон, закрываю рот ладонями. Не выдержу. Больше не выдержу этого напряжения, и организм тут же реагирует на призыв приступом тошноты.
– Средства идут с корпоративного счета, – спокойно отвечает Матвей.
Я вскидываюсь: хотя бы одна хорошая новость.
– Даже так? – ехидничает мажор. Он все же взял полотенце и приложил к голове, мне становится легче. Но этот стервец тут же добивает: – А корпоративный счет – это карман моего отца и мой. Я добра не давал. Сомневаюсь, что и батя разрешил, он не отличается щедрой душой. Хотя… можно проверить.
Вытаскивает телефон, свапает по экрану. Все, это последняя капля! Я вырываю мобильник из его пальцев, захлопываю, прячу в карман.
– Не надо ничего проверять, – говорю тихо, с придыханием, борюсь с приступом тошноты.
– Что-что? – приставляет ладонь к уху мажор. – Телефон верни, пока царапки не оттяпал.
– Пожалуйста, – ладонью прижимаю мобильник к боку, надеюсь насильно отнимать при свидетелях не станет. – Оставьте маму на лечении, пожалуйста! Я скоро заберу ее. Прошу вас!
Не знаю, что движет мной, наверное, подсознание. Воевать бесполезно, нет ни денег, ни власти, значит надо…
Я цепляюсь за стену и медленно опускаюсь на колени.
– Нет! Не смей! – Матвей вздергивает меня за локти. – Ты кого умолять собралась? Этого урода? Наталия Павловна лично дала распоряжение, чтобы твою маму лечили здесь.
Лицо мажора бледнеет и вытягивается, рот кривится. Сейчас на нем только синие глаза ледяными осколками светятся.
– Наталия Павловна, говоришь? – он сжимает пальцы в кулаки.
Но я высвобождаюсь из хватки Матвея и одним прыжком подлетаю почти вплотную к мажору, смотрю прямо на него, не отвожу взгляда. Мир перестает существовать. Это наша битва. Он и я. Я и он. Только от него зависит судьба мамы, и богатый козел прекрасно понимает это. Как он захочет, так и будет. Как решит, так и сделает.
– Пожалуйста! Я выплачу все до последней копейки.
Мольба так и сочится из глаз, отравляет мне душу, я уже едва держусь, чтобы не сорваться, не плюнуть на все, забрать маму, оставить врага в покое, пусть доживает свою жалкую жизнь, пусть…
И что-то меняется в его взгляде. Он вдруг теряет жесткость и ясность. Мажор смотрит на руку, на полотенце, на помощника и лишь потом на меня.
– Д-да ты таких денег в глаза не видела, – говорит он тихо.
– Буду работать на двух, на трех работах, но выплачу, – поджимаю губы, боюсь, чтобы не слетело лишнее слово, не разрушило шаткое перемирие. – Прошу вас!
И он вдруг разворачивается и идет к основному коридору. Неужели услышал? Неужели что-то понял? От удивления даже забываю о тошноте. Ловлю взглядом Матвея, но любимый занят телефоном.
И тут мажор останавливается, поднимает вверх средний палец. У меня внутри все обрывается. Он оборачивается и говорит:
– Завтра в восемь жду тебя по адресу, который отправлю в смс. Попробуй только не явиться! Урою!
Глава 20. Эрик
«Что я делаю? – свербит в мозгах мысль, пока мне обрабатывают рану. – Что я делаю? Зачем согласился преступнице помочь? Зачем?»
Не понимаю, что со мной происходит, но сердце забилось как бешеное, когда я увидел ее умоляющие глаза, полные слез. Ее худенькие плечи дрожали под моими ладонями, а у меня в душе начало ворочаться раскаяние.
Лежачего не бьют, я точно это знаю, пытался убрать руки, чтобы не сломать хрупкие кости, и не мог: пальцы скрючились и застыли в одном положении. Если бы не Стрельников, налетевший сзади, не знаю, чем бы закончилось наше с Васильевой противостояние.
Но какова Наташка! Это что, мелкая месть отвергнутой бабы? Или же услуга дятлу-доктору, который вот уже два года крутится вокруг нее?
– Санек, набери мне жену.
Помощник тут же протягивает телефон.
– Чего тебе? – сердито спрашивает Наташка. – Я занята.
– Чем? Изменами мужу?
– Мужу? Где ты видел рядом со мной мужа?
– Надо поговорить. Ты в кабинете?
– Не смей! У меня совещание!
Батя, видимо, не надеясь на помощь строптивого сына, сделал Наташку административным директором клиники. Она занималась всеми контрактами, денежными потоками и развитием структуры. Неприятное чувство шевельнулось в душе. А если жена не так невинна, как старается казаться? Вдруг и у нее свои черные планы?
– Готово, – медсестра с улыбкой заглядывает мне в лицо. – Вам обезболивающий укол сделать?
– Обойдусь!