Месть и прощение

И в конце докладчик упомянул о «тайне смерти»: 31 июля 1944 года Сент-Экзюпери, производивший аэрофоторазведку между Бастией и Шамбери, исчез в море вместе со своим самолетом «Локхид Р-38 лайтнинг», и никто не знал ни как он погиб, ни где именно. Но в начале двухтысячных годов ныряльщики нашли в море недалеко от Марселя его именной браслет и куски фюзеляжа.

Вернер побледнел.

– В море недалеко от Марселя? – громко спросил он.

Лектор вгляделся в свои карточки и ответил:

– Возле острова Риу, там напротив Каланки[23].

Вернер задрожал всем телом, но все же ухитрился произнести:

– А известно, что за самолет его сбил?

– Один свидетель, живший по соседству, в тысяча девятьсот пятидесятом году сообщил, что это был «Фокке-Вульф Fw190».

Вернер прекрасно это помнил: недалеко от Марселя он сбил «Р-38 лайтнинг», это случилось 31 июля 1944 года, в день рождения Евы. Перед тем как потерять сознание, он успел только простонать:

– Нет…

* * *

Неделю он пролежал в постели. Его сын Йокен приносил ему еду, приготовленную женой, а Дафна в полдень прибегала, чтобы составить компанию. Из-за того что приступы участились, ему пришлось согласиться с родственниками и нанять домработницу. Теперь ему приходилось выдерживать у себя в доме присутствие некой Марии Магдалины, шумной уроженки Швабии, которая ломала все, что подвернется под руку, оставляла за собой запах прокисшего молока, а заодно выполняла функции сиделки.

Ему стало казаться, что он стареет.

Рассказать кому-нибудь об этом? Но кому?

А может, написать признание для прессы?

Сообщить сыну, что уничтожил одного из крупнейших писателей двадцатого века?

Поделиться с Дафной, что он виновен в гибели ее любимого автора? Их любимого?

Он постоянно возвращался памятью в тот самый день, к своему заданию, полету над побережьем, к тому самому моменту, когда он обнаружил внизу под собой американский самолет-бомбардировщик. Он тут же выстрелил, причем очень метко, и «Р-38 лайтнинг» спикировал в воду. Все это заняло несколько секунд. Чистая работа. Чуть позже – взмах крыльями, и Вернер уже обо всем забыл…

Тысячи самолетов патрулировали в то время французскую территорию, можно сказать, один самолет – это капля в море. Но почему-то он, Вернер, встретился именно с ним…

По его просьбе Йокен купил книгу о Сент-Экзюпери, написанную тем самым берлинским писателем, который выступал с лекцией. В заключение он много рассуждал о смерти летчика. Подробности, о которых он упомянул во время выступления, не утолили его любопытства, поскольку он упрямо выдвигал все новые и новые гипотезы… Он упоминал о возможной технической неисправности самолета, что было не редкостью в то время, и Антуан де Сент-Экзюпери не раз с этим сталкивался. Он предположил также, что пилот мог плохо себя почувствовать. Мало того, он даже дошел до вероятности несчастного случая: обессилевший и к тому же больной Сент-Экзюпери не смог в одиночку задвинуть фонарь – стеклянную крышу – самолета. Его глубоко волновали проблемы будущего Европы, он был в отчаянии, страдал депрессией и, подобно Стефану Цвейгу, решил уйти из этого мира. Ведь писал же он другу накануне своей гибели: «Если меня собьют, я ни о чем не буду жалеть. Меня ужасает грядущий муравейник. Ненавижу добродетель роботов. Я был создан, чтобы стать садовником»[24].

Вернер перечитывал и обдумывал эти фразы. Он не усматривал в них ничего, предвещавшего самоубийство, а только находил смягчающие для себя обстоятельства: Сент-Экзюпери, готовый умереть, погиб без сожалений. Выходит, что он, Вернер, не прервал великое дело и не пресек жажду жизни.

Однако чем больше Вернер фон Бреслау размышлял над этими фразами, тем больше он чувствовал свою близость с уничтоженным им врагом. Он тоже во время войны придерживался этой мудрой готовности умереть. Что касается страха за завтрашний день, то так же сильно его страшило будущее, и именно от страха он спрятал свой самолет. А это последнее высказывание: «Я был создан, чтобы стать садовником» – разве оно не подтверждает правильность пути Вернера, который, выйдя на пенсию, посвятил жизнь растениям?

Вывод: написать личное письмо автору и раскрыть наконец тайну!

Но, увы, этот автор казался ему каким-то незрелым. Берлинец явно уклонялся от фактов, проявляя интерес к загадкам, а не к поиску истины. Ему было важно создать «легенду Сент-Экзюпери», которая, как и все легенды, скорее питалась вымыслом, чем реальностью. Даже если Вернер пошлет свое признание автору, тот, по всей вероятности, не придаст ему особого значения, дабы не разрушать миф.

– Иди сюда.

Дафна схватила Вернера за руку и, словно сильная, настоящая спортсменка, вытащила из кровати. Но он остался сидеть не двигаясь. Она настаивала:

– Иди, а то забудешь.

– Что забуду?

– Забудешь красивое.

На лице Вернера отразилось удивление. Дафна стала объяснять ему, явно разочарованная, что ей приходится говорить о столь очевидных вещах:

– Ты сейчас начинаешь забывать свет, цветы, пение птиц. Ты больше не двигаешься. Ты прячешься в твердом.

– В твердом?

– В доме, камнях, стенах. Я волнуюсь за тебя.