Месть Фантомаса

— Ого, это уже любопытно…

Оглянувшись и увидев, что камердинер был от него далеко, он, не колеблясь, быстро и решительно завернул кусочек мыла в батистовый платок и тщательно спрятал его в последний ящик комода, положив под стопку белья, где, разумеется, никто не станет копаться.

После этого он легонько присвистнул, по привычке разговаривая сам с собой:

— Нельзя сказать по этому поводу ничего определенного, но все же это довольно любопытно.

И тут же добавил:

— Сейчас пора идти к Элизабет и посмотреть, как она себя чувствует. Полиция, наверное, уже явилась, и можно будет избежать неловких сцен.

Действительно, когда Жером Фандор спустился к девушке, которая уже совсем пришла в себя, та как раз готовилась отвечать на вопросы комиссара полиции, вызванного господами Барбе — Нантей и спешно явившегося на место происшествия.

— Итак, мадемуазель, расскажите нам, что здесь произошло, от А до Я. Мы поверим всему, что вы скажете, но не скрывайте от нас ничего…

Бедная Элизабет Доллон с удивлением слушала эту речь. Будучи человеком энергичным, она быстро собралась с мыслями и начала рассказывать о том, что ей было известно. Прежде всего, она упомянула о своем письме к Жерому Фандору и о том, что накануне в ее комнату проникли посторонние. Кто именно? Она не знает… Она никому об этом не сказала, так как сильно испугалась и не могла понять, что же с ней случилось… Затем в своем рассказе она подошла к тому, что комиссар назвал «самоубийством».

— Вчера вечером я ужинала за общим столом пансиона. Я не чувствовала никакого недомогания, просто происшествие, случившееся днем, сильно расстроило меня. После ужина все жильцы, и я в том числе, прошли в гостиную, но меня клонило ко сну, и я посидела там всего несколько минут. Пожелав всей компании спокойной ночи, я пошла на почту бросить письмо, а затем вернулась в свою комнату, где тотчас же заснула… Больше я ничего не помню, я ничего не знаю о том, что произошло потом, вплоть до момента, когда я обнаружила себя лежащей на этой скамейке перед вами, месье, рядом с г-жой Бурра… спасенная… г-ном Фандором, как мне сказали…

И девушка бросила на журналиста долгий взгляд, в котором читалась, несмотря на испуг и волнение, глубокая признательность и, возможно, что-то похожее на нежность…

Комиссар с серьезным видом выслушал показания мадемуазель Элизабет, записывая их в блокнот.

По окончании допроса он заявил:

— Странно, весьма странно! Настолько странно, мадемуазель, что с трудом веришь в ваши слова… с большим трудом…

В то время как комиссар произносил свою речь, Жером Фандор говорил про себя:

«Да, именно так, именно то, что я и предполагал, все ясно, как божий день…»

И он отказался, впрочем, очень вежливо — власть нужно уважать, — сопровождать комиссара, который, в свою очередь, отправился наверх, в комнату девушки, чтобы приступить к официальному осмотру места происшествия…

Глава XIV. Кто звонил?

Пользуясь особой милостью, объясняемой, однако, нескончаемостью совершаемых по отношению к страдающему человечеству благодеяний, монахини ордена святого Августина не были изгнаны вследствие принятых декретов.

Их обширный монастырь на улице Гласьер служил пристанищем и убежищем так для монахинь, так и для больных, которых они у себя принимали. Вот уже более века сменяющие друг друга поколения жителей близлежащих кварталов постоянно слышали важный голос монастырского колокола, звонящего часы днем и ночью, а также сухой бой курантов часовни, который должен был напоминать верующим о ежедневных богослужениях, регулярно посещаемых монахинями конгрегации.

Расположенный на улице Гласьер, в этом пространном квартале, насыщенном больницами и тюрьмами, монастырь августинок предстает в форме высокой неприветливой стены черного цвета, тянущейся на несколько сотен метров.

Большие ворота с пробитым в них зарешеченным окошком являются единственным выходом приюта во внешний мир. Приоткрываются они редко, полностью же не открываются никогда. Это — теоретическая и фактическая стена между суетой современной жизни и существованием монастыря, наполненным миром и отдыхом.

Около половины одиннадцатого утра Жером Фандор, слегка запыхавшийся от быстрой ходьбы от станции метро до входа в монастырь, незаметно позвонил в ворота.

Раздался звонок, как эхо отражающийся под далекими сводами. На несколько мгновений наступила тишина. Зарешеченное окошко приоткрылось и, не имея возможности увидеть говорящего, журналист услышал:

— Что вам угодно, месье?

— Я хотел бы поговорить с настоятельницей, — ответил Жером Фандор.

Окошко закрылось, на несколько секунд снова воцарилась тишина. Затем тяжелая дверь медленно приоткрылась. Жером Фандор прошел в монастырь. Под первым сводом монахиня встретила его едва уловимым приветствием и, тут же разворачиваясь, тихо произнесла:

— Следуйте, пожалуйста, за мной.