Месть – блюдо горячее

– Книга записи личных счетов покупателей в магазине.

– Думаете, там указан ворованный портсигар? Безопаснее продать его из рук в руки без всяких записей.

– Алексей Васильевич, вы, скорее всего, правы. Однако проверить нужно… Итак, что у вас за четверо нечистых?

Побединский стал загибать пальцы:

– Виноград и Генкин на Московской, Красновский на Немецкой и последний Леммур, у него торговля на Плац-параде, угол с Рабочим переулком.

Азвестопуло опять развеселился:

– Лемур? Животное есть такое.

Получил второй пинок от шефа и продолжил:

– Предлагаю начать с Леммура.

Алексей Николаевич подошел к плану Саратова, висевшему на стене, отыскал все три места и приказал:

– Начнем с Московской. Кто больше на подозрении?

– Виноград, – доложил коллежский регистратор. – Мы его давеча поймали на продаже предметов христианской священной утвари – золотых и серебряных нательных крестов[67].

– А краденое?

– Случалось. Он хитрил, указывал ложные приметы. Между нашими «ямщиками» есть такой прием: гоняют друг дружке ломбардные квитанции на похищенные вещи. Запутывают следы. Часы одни, а квитанций на них – четыре; попробуй разберись, из какого магазина и куда они ушли. Виноград и придумал всю махинацию. Он среди скупщиков наподобие штаб-офицера.

– Поехали к нему.

– Магазин уже закрылся, девятый час вечера.

– Ну и что? – Статский советник вернулся с порога.

– Ордера на обыск у нас нет!

– Алексей Васильич, вы как будто вчера начали службу в полиции. Вот аппарат, телефонируйте полицмейстеру.

Побединский встал:

– Ваше высокородие, мне это не по чину.

Лыкову пришлось телефонировать самому. Дьяконов кота за хвост тянуть не стал, выписал отношение к судебному следователю, и в половине двенадцатого ночи в отделении получили ордер на обыск у всех четырех подозреваемых. Формулировка была стандартной: по вновь открывшимся обстоятельствам. К этому времени на Приютскую явился начальник отделения, и они разбили свои силы на четыре отряда. Обыскивать – так всех разом.

Лыков взял себе самого подозрительного, то есть Винограда. Побединскому достался Генкин, чей часовой магазин находился неподалеку. Красновского забрал Дубровин, а Леммура отдали греку.

Удача в эту ночь преследовала Алексея Николаевича. Другие тоже явились в отделение с добычей, но с мелкой. У кого-то опять нашлись нательные кресты, а Иван Дмитриевич отыскал калоши с прорезями для шпор, окованными медью. Приметная вещь была украдена у подпоручика 185-го пехотного Башкадыкларского полка князя Русиева-Корчибашева. То-то его сиятельство обрадуется…

Но в дамки прошел все-таки Лыков. Они с сыскным надзирателем Свитневым разбудили бедного Винограда, привели его в магазин и заставили открыть витрины. Надзиратель начал рассматривать выложенные на них вещи, а питерец сразу полез в книгу ресконтро. И быстро обнаружил запись о том, кому был продан за семьдесят рублей серебряный портсигар со сценой охоты. Покупателем оказался правительственный раввин Моисеева закона по Саратовской губернии врач Арий Константинович Шульман.

Раввина статский советник решил ночью не беспокоить и дождался утра. В девять почтенного человека привезли на Приютскую и попросили показать портсигар. Тот извлек вещь из кармана и протянул сыщикам. Те вцепились в нее и хором воскликнули:

– Он! Косенький!

Так Виноград оказался замешанным в нехорошее дело. Сначала Алексей Николаевич объяснил ему смысл находки. А потом показал командировочное предписание, где прямо была указана цель приезда: отыскание похищенного у коллежской советницы Болмосовой.

Иудей скис. Он давно уже ходил по краю, а тут страшные слова: Департамент полиции… И ювелир дал признательные показания.

По его словам, вещицу с косым охотником ему принес осенью прошлого года вор-домушник Иван Сухоплюев по кличке Ванька Сухой. Барыга купил его за десять рублей. Визитницу тоже приобрел, всего за трешницу. Чьи вещи, он узнал сразу и положил добычу на передержку в тайник на чердаке квартиры. Там скуржа[68] пролежала до ноября. Убедившись, что полиция подустала искать покражу у вдовы, Виноград продал портсигар раввину. Визитница осталась лежать в тайнике.

Дослушав рассказ, Алексей Николаевич спросил небрежно:

– А лотерейного билета не купили?

– Нет, хоть Ванька Сухой и предлагал. Вдруг дура-баба номер записала?

– Когда пришел Азар-Храпов и уличил вас?

– Вы и это знаете?

– Отвечайте на вопрос.

– Николай Никитич личность серьезная, – начал издалека блатер-каин[69]. – И, хоть из полиции он вылетел, ссориться с таким мне не было резона. Он явился под вечер, мы с ним пили чай в задней комнате, и бывший помощник пристава тонко намекал мне, что связи у него все остались.

– Когда случилось чаепитие?

– Двадцатого декабря или около того.

– Порт-папир к этому времени уже был у Шульмана? – уточнил Сергей.

– Да. Я уж и думать о нем забыл! И вдруг Азар спрашивает, у кого я купил эту штуку. Представляете? Как он узнал, до сих пор гадаю.

– Дальше что было?