Месть – блюдо горячее

Штабс-капитана Лыкова-Нефедьева угощали чаем сразу два полковника. Один был Артамонов, военный агент России в Сербии. Второй – давний приятель сыщика Лыкова, Продан. Он на Рождество получил новый чин «за особое отличие, в обход правил». Что это было за отличие, Игорь Алексеевич как раз и объяснял собеседникам. Оказалось, что он обе Балканские войны провел в передовых частях сербских войск. Принимал участие в боях как наблюдатель и советник королевича Александра, командующего Первой армией. В бою при Куманове Продан получил касательное ранение спины. Он сказал о ранении без лишних подробностей:

– Турок в меня выстрелил, а я инстинктивно крутанулся на каблуках вокруг своей оси. Сам не знаю, для чего, – думать тогда было некогда. Но этот прием меня спас: пуля шла в грудь… Сербы дали крест Такова и золотую медаль за храбрость. Жаль, нельзя их тут носить из-за секретности моей миссии…

Напившись чаю, трое русских перешли к делам. Маршрутник вручил военному агенту донесение о новых австрийских мониторах, попросив зашифровать и отослать Монкевицу.

– Будет сделано, – отложил бумагу полковник. – Что еще вам поручено? Дать оценку сербской армии? Касательно того вооружения, что запросил Пашич?

– Точно так, Виктор Алексеевич. Уж больно много он винтовок хочет и гаубиц. Ведь после двух победоносных войн у сербов должны были накопиться трофейные запасы.

– Только в битве при Куманове мы захватили сто пятьдесят шесть турецких орудий зараз, – напомнил Продан.

Артамонов только махнул рукой:

– Там было одно старье. А винтовок у турок у самих не хватало – каждый пятый пехотинец воевал без стрелкового оружия! Или бегал с пукалкой времен моей молодости в то время, как новейшие ружья «маузер», купленные у немцев, пылились в арсенале в Стамбуле.

– Приказ есть приказ, – подал голос младший в чине. – Монкевиц сказал, что именно вы, Виктор Алексеевич, поможете мне сделать анализ возможностей сербской армии и их реальных потребностей в оружии и снаряжении. У вас хорошие связи в войсках, в генеральном штабе.

Артамонов, известный лентяй, закручинился:

– Связи-то есть, но сербы скрытный народ. Берут охотно, а отдают с трудом. Вам больше поможет Николай Генрихович, тот любую дверь в Белграде ногой открывает.

Посол России в Сербии гофмейстер Гартвиг действительно являлся самой влиятельной фигурой среди русских. И полковник решил перевести стрелки на него…

Павел вспомнил слова Самойло, сказанные ему в Петербурге перед отъездом:

– Артамонов сидит в Белграде пятый год и так и не создал на Балканах агентурную сеть. Попрошайничает у сербской разведки и пересылает полученные от нее сведения нам под видом собственных достижений. Ищите содействия у сербов. Тут вам не обойтись без «Черной руки».

И штабс-капитан завел речь об этом:

– В Петербурге мне велели также сблизиться со здешними военными. Но сказали, что «Объединение или смерть» пронизало весь государственный аппарат. И следует обязательно с ним подружиться, иначе и шагу не сделаешь. Насколько это верно?

Артамонов заговорил с важным видом:

– Да, слова справедливы. В этом объединении, хотя все называют его иначе, а именно «Черной рукой»… в этой организации состоят уже тысячи. Вообще роль офицерства в стране очень высока. Даже Пашич вынужден считаться с ними. А офицерство желает войны.

Продан возразил:

– Старик крепко держит власть! Я скажу так: в Сербии он решает все. Захочет Никола Пашич войны – и война будет. А не захочет – ее не будет.

– Даже так? – удивился Лыков-Нефедьев. – А король с наследником?

– Пашич выше короля, – настаивал Игорь Алексеевич. – Я имею в виду уровень подлинной власти. Сейчас вся местная политика в его руках. Год назад в скупщине объединились на почве любви к России все партии. Даже прогрессивная, которая прежде косилась на Вену. Теперь страна монолитна. Это сделал Старик! А ведь в молодости, когда его приговорили к смертной казни и он вынужден был бежать в Швейцарию, Никола записался в анархисты. Друг Бакунина был!

– Вернемся к армии, – попросил штабс-капитан у полковников. Те охотно согласились.

Продан сказал:

– В ней очень велика роль воеводы Радомира Путника. Он не только военный министр, он еще и реформатор…

– Воевода по-нашему это ведь фельдмаршал? – уточнил Лыков-Нефедьев.