Месть без права на ошибку

– Илька, кто тебе в глаз заехал? – И мать строго сузила рот, отчего вокруг губ образовались вертикальные полоски.

– Напился и упал, – мрачно дал ответ он, сидя у стены на полу.

– А кто порушил тут все? Сколько добра…

– Я. Пьяный.

Мать обошла дом, сокрушаясь, и сделала верный вывод:

– Илька, кончай брехать. Да я ни в жисть не поверю, что ты из-за Любки бесишься. Кто тут был?

– Какое твое дело? – огрызнулся сын.

– Не груби матери! Вот оно! Родила, воспитала, кормила-поила и выкормила хамло на свою голову…

– Заткнись! Ты меня достала! – разорался Илья. – Ты, такая честная и праведная! Что ж ты не возражала, когда я тебя на работу устроил? А? Два года зарплату получаешь, будто ты главврач, а за что? Люди за такие деньги готовы носом рыть, а ты?.. Ты хотя бы день работала, а? Ходишь туда только за деньгами, а то и домой привозят. Где же честность твоя? Еще хаешь нынешнюю власть! Так что заткнись и делай, как я велю! Ну-ка, убрать мне здесь все! Пора отработать двухгодичную зарплату. И вот это, – указал на синяк под глазом, – вывести в два дня! Хоть плюй, но чтоб никаких синяков! И жить здесь! И жрать готовить! Мальчишек воспитывать! Ты же баба-яга, а не бабушка! И никаких пенсюков с партсобраниями! Поняла?

Во как он с ней круто! Илья грозил пальцем и наступал на мать, а у нее аж ноги подкосились и глаза в пять раз больше стали. Она стояла недвижимым монументом, отходила от шока, держась за сердце, но симулировать приступ не решилась. А Илька мерил шагами гостиную, наступая на осколки, бормотал:

– Я покажу вам! Устрою спартанскую жизнь! Будете знать! Вы у меня… Я вам всем покажу…

Переведя дух, она только и произнесла:

– Ну и паскуда ты, Илья.

– Не вякай! – гаркнул он, мама инстинктивно заслонилась руками. – Молчать! А ты не мать, а кровопийца! Кровососка красная!

Мама злобно сузила рот, отчего он собрался в одну точку, и насупилась. Илья, глядя на маму, подумал: «Рот, как у курицы жопа. Уродина!» Сын плюнул на пол и удалился в спальню.

Приказы сына мать исполнила. Квартиру убрала, охая и стеная, дескать, тяжело физическим трудом заниматься пожилой женщине. Сочувствия со стороны сына не получила, посему охать перестала. Из бодяги приготовила примочки на глаз Илье, следила за внуками. Это не значит, что стала покорной рабыней вроде Любки. Еще чего! Огрызалась и пилила Илью, партийные интересы ставила выше личных, потому и не думала выходить из активных членов. Мать презрительно фыркала, видя, как сын лакает литрами водку, никак не могла понять причин уныния Ильи. Любку не любил, да Илюша не размазня, всякая там любовь не его страсть. В их семье вообще сахарности не приняты, ни она, ни отец Ильи об этом не думали, даже к детям относились без слюнявостей и сюсюканий. Но все же Илька сын. По ночам стонет, плачет. А днями бесится, бесится… С чего? Посоветовавшись с подружками, стала втихаря подсыпать в еду Илье транквилизаторы, нервы подлечивала сыночку.

А Илья жил планами мести. Самое большое желание было – погрузить в длинную шею Веры зубы и сжимать, сжимать… Она не оставляла в покое, однажды утром позвонила. Он полулежал в кресле, приставленном к стене. Илья стал бояться свободного пространства за спиной, где мерещились шорохи, спокоен был, когда знал, что за спиной защита. Вера заговорила почему-то шепотом:

– Ты еще не отправился в ад? Илья, забронируй там место и мне. Я приду вслед за тобой и помогу чертям жарить тебя, пусть даже для этого мне потребуется самой сидеть на раскаленной сковородке.

– Прекрати! Тебе мало?..

– Мало, – перебила Вера. – Я успокоюсь, когда ты отправишься к праотцам. Ты убийца, Илья. Сколько еще на твоей совести загубленных душ? Не считал? Я всегда ненавидела тебя. Что, больно, Илюша? – хохотнула, услышав в трубке рычание. – И мне было больно. Мерзко было. К твоей боли добавлю малую толику: я возвращаюсь к Сергею.

Илья грохнул об пол телефон и топтал его. Испуганная мать вбежала на шум и остановилась как вкопанная.

– Бешеный… Белая горячка… – было резюме мамы.

Собралась звонить в «скорую», но Илья неожиданно перестал беситься, упал на диван, тяжело дыша. Она пожалела его, гладила по волосам сына, который тихо постанывал. Ярость бушевала в нем, сжигая нутро. А мать, чувствуя, что тут кроется какая-то тайна – звонила-то женщина, – уговаривала:

– Брось, Илья. Смелется, мука будет. Ты же мужик. Пройдет. Пошли их всех… Ты еще им покажешь, наплюй на всех.

В среду под вечер, когда он периодически опрокидывал в рот рюмку с водкой, притом не закусывая, раздался звонок. Матери дома не было, умчалась на сборище пенсюков, прихватив Вовчика и Севку. Подойти к телефону некому, пришлось тащиться через гостиную к стационарному телефону.

– Да? – поднес трубку к уху Илья.