Элика кивнула. Ей было известно, что Лаэртия долго раздумывала перед заключением торговых соглашений с Кассиопеей, недооценивая их уровень развития и считая все теми же варварами. Точно так о них отзывался и Лэндал. В случае с Атлантой это легко объяснялось кардинальным различием социальных строев и неприятием чужого государственного уклада, а в случае с иными империями, по-видимому, самим фактом военного поражения.
— После смерти Актия легионы Кассия взяли отдельно стоящее за грядой скалистого побережья королевство Гарбет. Взяли без труда, но не потому, что численность противника была столь ничтожна. Правитель сего королевства позорно бежал, стоило воинам Кассиопеи поразить его войска на первой линии обороны. Бежал, бросив на милость захватчика свой народ и свою родную дочь.
Домиций утверждал, что намерения Кассия не были ни в коей мере жестокими по отношению к сдавшемуся народу. Город сдали без дальнейшего боя, и их намерения сводились к переговорам и назначению своего наместника в Гарберте. Но наследная принцесса, наслышанная о неправдивых зверствах Кассиопеи, не выдержала падения страны и предательства отца. Она выбросилась из окна дворца, расположенного на утесе, дабы не познать бесчестия.
Одним богам известно, как сложилась бы ее судьба, не соверши она самоубийства. Я думаю, что принц проявил бы великодушие, признай она его победу и присягни на верность. Но этого не случилось.
Народ Гарбета был крайне расстроен и поражен гибелью своей принцессы. И тогда впервые в лицо принцу прозвучало это слово. Варвар. Убийца. Только Домиций заметил, как сильно этот инцидент расстроил Кассия. После этого принц постоянно задавался вопросом, что же он сделал не так, гибель девушки, которая была немногим старше его сестры, надломила его. Он так и не понял, как могли его назвать варваром в стране, где правитель провозгласил законными браки с девочками, едва достигшими десяти зим, и ввел ритуальные казни на арене путем брошенного жребия, лишь ради потехи толпы. Наверное, после того самого случая он во всем доверяет решениям своего советника, дабы не услышать в свой адрес подобного обвинения. Теперь ты понимаешь, как он воспринял твое оскорбление? Конечно, ты не могла знать об этом, но, боюсь, ты ожесточила его против себя еще сильнее. Я даже не знаю, что тебе посоветовать, дабы выстоять этой ночью. Мои советы ты слушать вряд ли станешь.
Элика даже не нашлась, что ответить. Просто смотрела в стену, обдумывая слова Керры. А может, просто боялась себе признаться в том, что ощутила раскаяние. Не в правилах атланских воительниц убивать упавших противников, не давая им возможности защититься. Может, аналогия была не совсем уместной, но осадок сожаления на миг вытеснил страх предстоящей встречи.
— Я не знала... Даже не имела этого ввиду...
— Ты сожалеешь? — приподняла брови Керра. — Совершенно напрасно. С тобой он ведет себя ничем не лучше дикаря. Как и со мной в свое время...
— Но разве не подло всаживать нож в спину? — принцесса мотнула головой. — Мне трудно осуждать его за эти слова. И я бы подумала, что ему плевать на чужие жизни, если бы находилась там. Мне проще так считать...
— Если хочешь, чтобы он не зверствовал этой ночью, не придумывай оправданий своим словам. Я считаю, что он получил по заслугам. Знаю, что мой совет покажется тебе недостойным... Но ведь я и воспитана по-иному. Не в правящей королевской семье, не в роскоши, и даже не в среде правления женщин... Может, поэтому мне проще тебе сказать... Просто прими как неизбежность то, что он тебе приготовил. Если станет совсем тяжело, думай о том, что я завтра приду к тебе, и мы переживем это вместе. Думай о своей родной Атланте и о том, как туда вскоре вернешься. Это надо просто пережить. Летняя ночь не столь длинна...
— Я выдержу. Самое страшное уже случилось, —Элика замолчала, когда в покои вошла Амина с кубками сока на подносе. Девушка замерла у двери, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
— Что случилось? — окликнула ее Керра.
Служанка опустила глаза.
— Купальня для госпожи готова... Остается мало времени...
— Тогда не смею тебе мешать, — когда северянка, отпив сок из серебряного кубка, поднялась, чтобы уйти, Элика едва не вцепилась в подол ее платья ослабевшими от волнения пальцами. Она не могла контролировать свой безотчетный страх. Все советовали ей покориться и сдаться на его милость, или, по крайней мере, изобразить это, но никто не мог избавить ее от таких глубоких переживаний.
Амина, улучив минутку, наклонилась поближе. Элика с трудом разобрала ее обнадеживающие слова.
— Госпожа, не надо так переживать... Он отходчивый. Просто твоя внутренняя сила будоражит ток его крови...
— Иду, — громко ответила Элика, и на прощание крепко обвила руками шею Керры.