Месть Аскольда

Наутро княгиня, прихватив с собой Всеволода, сходила в церковь. Затем, откушав, приняла в гриднице Гола. Его привела служанка. Парень так оробел в княжьих хоромах, что еле шевелил ногами. Когда этот огромный, словно медведь, воин появился в гриднице, княгине показалось, что в помещении стало тесно.

— Садись, — она указала на кресло, но гость отрицательно замотал головой, промычав:

— Не-е-е…

Молодое, не обросшее еще щетиной лицо покрылось пятнами. На лбу заблестели капельки пота. Гол уперся глазами в пол и не поднимал головы.

— Гол, ты храбрый воин, — заговорил незаметно вошедший в гридницу Всеволод. — Стольких детей спас! За это княгиня пожелала наградить тебя, — он положил на край стола, чтобы Гол видел, золотую гривну. — Возьми.

— Не-е-е, — снова энергично отказался парень.

— Да что ты все мычишь?! — возмутился князь. — Тебя награждает княгиня, держи! — И, взяв его руку, вложил в нее деньгу.

Гол еще сильнее покрылся пятнами. Пот полил с него ручьем.

— Скажи, Гол, вот когда на вас напал ворог, вы преследовали его?

— Ага…

— И Аскольд преследовал?

— Ага…

— Ну и хорошо. Ступай… Эй! — крикнул Всеволод.

Вошла служанка, которая привела Гола.

— Проводи, — коротко приказал князь.

Парень, облегченно вздохнув, направился к выходу.

— Вот так, — заговорил Всеволод, оставшись наедине с сестрой. — Гол, как ты слышала, подтвердил, что Аскольд покидал дружину. Выбрав удобный момент, он под видом погони бросил дружину и, догнав Нестерку с Василием, поубивал их. Все это ты должна рассказать своему мужу.

И брат с сестрой понимающе улыбнулись другу другу.

Глава 31

Если въехать в город через восточные ворота, то на пути встретится Ильинская церковь. А на противоположном конце улицы располагалась корчма старого жида Елифаза. Слава о ней разнеслась далеко за пределы города. Уж больно отменной была здесь бражка. Хватнешь братину — душа взыграет! Не уступал и медок. И хмелен, и сладок был он. А хмель особая: голова ясная, да ноги не слушаются. Потеха! А еще умел старый жид так приготовить мясо, что аж дух захватывало. Золотистой корочкой покрыт кусок мяса. А запах — слюной захлебнешься! Режешь мясо — нож легко идет, а развалишь — кровинки, как пот, выступают. Ешь и наесться не можешь.

Пропустишь вторую братину — душа еще чего-то захочет. Хорошо знал старый Елифаз человеческие слабости, вот и соорудил потому несколько опочивален. Многие оставляли тут не только кошельки, но и сердца…

Однако купцы любили эту корчму. Въезжая в город, они прежде всего заходили в церковь и клали поклоны Николаю Угоднику, который спас их в пути от разных несчастий. Неистово покрестившись, они потом добирались до корчмы Елифаза, чтобы забыть обо всех своих дорожных тягостях.

И в этот день народу в едальне было полным-полно. Как всегда, собрались купчины со всего бела света. Из Мурома, Коломны, Смоленска, даже из далекой Мордовии…

В этот вечер соцкий Акила в корчму отправился пораньше. Как частый посетитель, он давно усвоил, где, кто и как рассаживается, что пьют и едят. Вои, как правило, у входа. На столе у них брага в жбанах да куски жареного мяса. Дальше — покладники, кличники, конюшие, стольники, мечники, седельники… Народ побогаче, и мясо пожирнее. Десяцкие и соцкие поближе к углу лепились. Стол тоже так себе: бражка, медок, квас, мясо, хлеб. А в другом углу — купечество. Чтобы они — никого и их — никто. Там уж стол ломился. Для них у Елифаза и заморские лакомства находились.

Но пуще всего любил Акила купцов послушать. Он хорошо изучил их повадки. Вначале — знакомство. Разговор о делах. Кто как торгует. На чем прибыль имеет, на чем убытки терпит. Подпив бражки с медком, купчины приступали к следующему этапу. Речь заходила о том, кто на дорогах встречался, кто, как и с кем сражался. Пили за победителя, жалели поверженных. После этого для Акилы наступал самый любимый момент. Доходила очередь до баек о бабах. Какой-нибудь купчина в подпитии начинал смачно описывать свои похождения, и хохот стоял на всю едальню.

Этим вечером, однако, разговор пошел по новому руслу. Все чаще слышалось «татары», «татары»… Навострил соцкий ухо, братину отставил. Какой-то рыжий купец говорит: «…брыд стоит по всей Мордовии… Куда ни сунься, везде татары. Еле ушел от них». В разговор встревает другой купчина. Борода всклочена, лицо потное, кафтан давно под ногами валяется:

— Что ты нам о Морде какой-то? На Русь полезли! Город…

Кто-то хлопнул дверью, и соцкий не разобрал название. Некоторые за столом стали возмущаться:

— Опять, гады, на Русь ползут…

— Сейчас начнется, — вздохнул тяжело седовласый старец.

— Стоп, други именитые, — пробасил представительный купчина, подняв руку.

Чувствуется, что он над сотоварищами какую-то власть имеет. Прежде всего бросается в глаза его высокий, открытый лоб. Удлиненное лицо приобрело строгое выражение, взгляд пристальный, требовательный.