Месть Аскольда

— Нет уж, гости дорогие, давайте тогда сравним, сколько гибнет дружинников и сколько — вашего брата?

Купцы смущенно переглянулись.

— То-то! Слышали о козельском воеводе? Как обломал он зубы непрошеному гостю? Не будь его подвига, вряд ли бы мы сейчас здесь сидели.

— Знаем, слыхали, — враз загалдели купцы.

— Да что вы знаете, — отмахнулся князь. — В его шкуре надо было побыть, тогда бы узнали.

— В шкуре его мы не были, — обидчиво заметил пожилой купец, — но тоже кое-что слыхивали. Пристал к нам намедни козельский купец Оницифор. Вернее, мы его подобрали. Весь израненный, не хуже дружинника, — не без ехидства заметил говоривший. — Вот, надеемся, венгерские лекари его подлечат. Здесь у него, говорит, где-то брат давно осел, хочет найти.

Известие о том, что в обозе смолян есть козельский купец, вызвало у князя большой интерес. Он приказал принести раненого в гридницу и вызвать своего лекаря. Плечо у козельца было глубоко разрублено. Рана успела затянуться рубцами, но они кое-где гноились, и купец каждый раз сильно морщился, сдерживая готовые вырваться стоны, когда лекарь сжимал рубец, чтобы выгнать гной. Закончив, лекарь полил рану несчастного каким-то темно-зеленым раствором и перевязал плечо.

— Эка тебя угораздило, — участливо заметил князь.

— Это спасло мне жизнь, — проговорил Оницифор. — Татарин, видать, думал, что я готов, — пояснил он сквозь боль, — и не стал добивать, как они привыкли делать. А я провалялся в беспамятстве не знаю сколько времени. Когда очнулся, кругом одни головешки и… ни одной живой души. Думал, это и есть ад… — Козелец замолчал, пытаясь превозмочь боль.

— Много народу погибло? — спросил князь, заметив, что морщины на лбу раненого разгладились.

— Да, почитай, все.

— А что случилось с воеводой?

— Наш воевода — орел! — козелец через силу улыбнулся. — Вывел и дружину, и всех добровольцев на смертный бой с нехристями. Мы умирали, но шли вперед. Так могут поступать только русские! — голос чудесным образом окреп. — Никто не показал спины противнику! — купец словно забыл о своей ране, глаза его засверкали. — А вел нас вперед наш Сеча. Благодаря ему спаслись многие козельские дети. Я видел, как уходили ладьи с ними. Только вот где они сейчас, одному Богу известно, — купец тяжело вздохнул.

— Скажи, а ты что-нибудь слыхивал о своем князе?

— Наш князь погиб как герой. Я сам видел его тело.

— Юный князь погиб на улицах города? — переспросил Михаил.

— Да, — тяжело вырвалось из груди козельца.

Князь и княгиня какое-то время сидели молча, пораженные услышанным. И все же в душу князя закралось сомнение:

— Ты сказал, что детей отправили на ладьях. Так?

— Так, — подтвердил купец.

— А почему же не отправили князя? Василий ведь был… ребенком.

— Сам в толк не возьму, — расстроенно ответил купец.

— Что-то здесь не вяжется, — задумчиво произнес Михаил. — На воеводу это не похоже… Может, ты ошибся? Просто спутал убитого с князем?

— Не-е-ет. Одежонка точно была княжья.

— А лицо? Лицо? — допытывался князь.

— Лица не видел, честно признаюсь, — и, протяжно застонав, раненый прикрыл глаза.

Выждав, когда купец успокоится, княгиня спросила:

— А слышал ли ты что-нибудь о князе Всеволоде?

Пожилой купчина, с тревогой взглянув на козельца, ответил за него:

— Об этом трусе и предателе лучше не спрашивайте.

— Трусе и предателе? — непроизвольно вырвалось у князя.

— Истинно так, — подал голос раненый. — Когда каждый горожанин почел за честь находиться на стенах города, князь Всеволод отлеживался в своих хоромах, ссылаясь на какие-то неведомые болячки. А молва прошла — из трусости. А еще в народе сказывали, что переметнулся он к татарину…

Князь с княгиней быстро переглянулись.

— Все, хватит разговоры разговаривать, — поднялся пожилой смоленец. — Да и пора нам. Передохнули малость, припас пополнили, пора и честь знать. Спасибочко вам, люди добрые, за хлеб, за соль.

Хозяева гостей не задерживали. Только, оставшись одни, долго гадали, кто прав: раненый купец, поведавший о смерти князя Василия и видевший его труп, или Аскольд с супругой? К однозначному выводу, правда, так и не пришли.

— А давай спросим у Всеславны, — предложила княгиня.

Но Михаил запретил:

— Придет время, все само узнается. А ей сейчас теребить рану не стоит. — Князь решительно хлопнул по столу и поднялся.

Спустя пару дней после отбытия купцов княгиня, сославшись на недомогание, объявила, что едет к игуменье Варваре.

— Да это же у черта на куличках! — воскликнул князь, но отговаривать не стал. Лишь посоветовал взять побольше дружинников.

Но ни к какой Варваре княгиня не поехала. Стоило Чернигову скрыться из виду, как она приказала развернуть лошадей в сторону княжьей заимки.

Всеволод, что называется, успел и отоспаться, и отъесться. Куда только подевалось то жалостливо-униженное выражение лица, которое наблюдала сестра в день их встречи! Выглядел он на удивление свежо и бодро.

— Сестрица?! — воскликнул он, когда та вошла в его опочивальню. — Я уж думал, — затараторил он, — пропадать придется в этом медвежьем углу. Паршивой бабенки — и то не сыскать.

Сестра укоризненно покачала головой: