Этот аргумент был, безусловно, в пользу татар. Больше никто не стал сомневаться в их военном превосходстве. Многие склонялись к тому, что надо уходить.
Стали думать, куда. Идти под руку Михаила? Но он сам пока затаился, как заяц. Идти дальше, к Даниилу? Но тот может припомнить совместные походы с черниговским князем в его земли. К полякам? Но ведь и тех они не оставляли в покое. Оставался венгерский король Бела.
— Но идти к нему с пустыми руками нельзя, — заметил немолодой половец с глубоким шрамом через все лицо. — Эх, как бы пригодились сейчас богатства, захваченные козельским воеводой в отместку за свое пленение!
— Этих богатств, кстати, хватило бы, чтобы откупиться от Батыя. Почему же воевода этого не сделал? — раздались голоса.
— Воевода умен, — заметил старый половец. — Он знал: татары коварны, верить им нельзя. Взяв город, захватили бы и богатства, — добавил он.
Нашлись те, что принялись возражать:
— Старик хитер, надежно их спрятал. Только сын Сечи может знать это место.
— Надо выкрасть сына! — выкрикнул кто-то.
— Но как это сделать? — задал вопрос половец со шрамом.
Все пустились наперебой обсуждать план по возвращению утерянных богатств, однако хан гневно приказал замолчать.
Вновь заговорил Котян:
— Да, с пустыми руками идти негоже. Венгерский король тоже любит подарки. Отберем в дар конные табуны. Каждый из вас должен пожертвовать часть своего злата и серебра. Ты, Ахман, — ткнул хан в грудь пожилого половца со шрамом, — соберешь дары и поведешь людей к Беле. Тут останутся только воины.
Взмахом руки хан отпустил совет, затем призвал Курду, своего главного исполнителя самых щекотливых и ответственных поручений. Явился худощавый, с умными, хитроватыми глазками половец. Его бронзовое лицо выражало саму покорность. Котян, не доверяя толстой шатровой кошме, подтянул половца к себе, зашептал:
— Козельск падет не сегодня-завтра. Возьми людей, сына воеводы знаешь?
Курда кивнул.
— Выследи его и приведи ко мне, только живым. Понял? В награду получишь лучшего моего жеребца. Ступай, — и он вытолкнул слугу из шатра.
Вскоре лошадиный топот возвестил хану, что его приказ начал выполняться.
Известие о падении Козельска пришло под утро. Котян, сморенный долгой бессонницей, спал сном праведника, разметав по мягким шкурам могучие руки. Он громко храпел, и его долго пришлось будить.
Слова лазутчика не сразу дошли до сознания. Но, поняв, в чем дело, хан стремительно вскочил, сам облачился в одежды и приказал подать лошадь.
Весть мгновенно облетела стойбище. «Надо уходить! Надо уходить!» — неслось со всех сторон, но Котян твердо сказал:
— Пока не вернется Курда, мы никуда не двинемся.
Но молчала земля. Бесцельно шатались воины в ожидании команды. Не заставил хана стронуться с места и очередной лазутчик, известивший о приближении Батыя. Хан сидел не шевелясь, уставившись в одну точку. И только весть о прибытии гонца от Курды оживила Котяна. Но причин радоваться не было: сын воеводы Сечи с небольшим отрядом вырвался из города и уплыл на ладьях по реке в неизвестном направлении.
— Сыскать и доставить! — заорал в бешенстве хан.
Гонец прыгнул в седло.
— Ищите нас у венгерского короля! — успел крикнуть вдогонку хан, решив в последний момент все же уходить.
Но уйти без боя половцам не удалось. Батыевы полчища замаячили на горизонте. И Котяну ничего не оставалось, как извлечь саблю из ножен.
Татар в бой повел сам Субудай, и это чуть не стоило Котяну пленения. Но Батый вдруг прислал гонца с приказом прекратить преследование и повернуть войска обратно. С тяжелым сердцем выполнил монгол команду. Но осуждать хана не посмел. Он вдруг понял, почему тот так поступил. «Долго будет сидеть у тебя в башке этот воевода», — подумал Субудай о своем хане.
Батый не знал, как отблагодарить своего полководца, доказавшего, что с годами талант его не померк. Старый воин расчувствовался. Когда они остались вдвоем, Субудай-багатур сказал:
— Прости меня, ан-Насир, но настало время раскрыть тебе одну тайну.
Полководец заковылял к выходу, но вскоре вернулся. Рядом с ним шел… русский. Хан с интересом взглянул на уруса и прочитал в его глазах глубоко скрытый страх. «Этот сделает все, что ему прикажешь», — подумал он и уселся поудобнее.
Багатур тяжело опустился невдалеке от своего повелителя.
— Кто это? — спросил у него Батый.
— Он тебе ответит сам, — загадочно произнес полководец.
— Я князь Всеволод, брат Великой черниговской княгини, — произнес пленный.
Ответ не удивил Батыя. В его обозе уже было предостаточно разных русских князей. Он с презрением наблюдал за многими, когда ради личной выгоды они готовы были предать даже отца.
Батый повернулся к Субудаю. Тот медленно, по-черепашьи приблизился к хану и что-то стал шептать на ухо.
— Хорошо! Посмотрим, — сказал тот и милостиво махнул рукой.
Урус сделал шаг вперед и распростерся ниц:
— Дозволь, Великий хан, мне, ничтожному твоему рабу, молвить слово.
— Говори, — приказал хан.