Месть Агонии

Теперь она всецело понимала Антуана, который говорил, что она — его единственный друг, и ни один из его детей не стоит доверия и дружбы. Теперь она знала насколько наивны и злы ее юные дети, и насколько у нее самой мало сил, чтобы раз за разом доказывать вампирам, что стоит смотреть на мир чуть иначе. Она уже давно махнула рукой на Адриана, не обращала внимания на высших и не говорила ни с кем из них дольше положенного. Да, она любила их, но любовь эта не имела никакого отношения к уважению и настоящей дружбе, которая бывает лишь между соратниками. Среди ее творений не было души, которая могла бы стать ей другом. У нее были дети, птенцы, глупые, неопытные и невероятно сильные птенцы, которые своей яростью и импульсивностью уже даже перестали раздражать, просто жалость. У нее была ответственность и долг, но перед чем и ради чего она уже смутно понимала. Ее перестали заботить проблемы ее птенцов, планы врагов и надежды друзей. Хотя друзей у Изящной Агонии не было, а были временные союзники.

Она смирилась не только с собственным поражением, но и будущим поражением ее расы. Все вампиры во всех реальностях умрут рано или поздно, потому что первородных вампиров не рождалось со времен сотворения, а все остальные растут над собой слишком долго, чтобы их не стерли другие расы. Всему придет конец и все обратится в тлен.

Вамп отошла от окна и подошла к гобелену. Тонкие, все такие же идеальные пальчики нырнули в рисунок, словно в пену и вытащили осиновый, изрядно изуродованный после ритуала кол. Она бережно положила его на стол перед собой и принялась гладить пальцами словно любимого питомца. Яд знаков, дерево и металл не потеряли своих свойств, но вамп не причиняли никакой боли. Потребовалось почти шесть сотен лет, но она все-таки привыкла к магическому яду. У всего есть свои пределы, и у знаков на этом оружии он тоже был. Марэна с тоской подумала, что раз она теперь не восприимчива к единственному верному средству против первородных, то есть вероятность, что она просто бессмертна. Магия не даст умереть телу окончательно.

Ее тело, ее жизнь, ее решения, ее магия и умения — все казалось идеальным. Ну или таким, что кажется идеальным со стороны, только вот сердце и душа — если они вообще есть у вампиров — все стонет от тоски и усталости. Она могла бы поплакать, если бы умела это делать. Как же цикличен этот мир, да все миры, в общем-то. Раз в несколько лет кто-то из высших ее клана мечтал о главенстве над всеми прочими, начинал подготовку к истреблению людей. И все всегда заканчивалось одинаково — убивали ветвь этого высшего, и все утихало, словно не было сотен трупов людей и десятков вампиров. Раз в пять лет убивали невесту кого-то из ее птенцов и тот шел мстить, иногда все проходило хорошо, иногда ей приходилось вмешиваться, и выгрызать своего птенца клыками. Уничтожая целые города. Ее боялись и забывали, потом уважали и восхищались, а потом снова забывали и снова боялись. И как она не замечала этого раньше? Как она не понимала, что все идет по кругу раз за разом, год за годом. Меняются лишь персонажи в мире, имена и лица, но сама пьеса неизменна.

Птенцы переживали, горевали, наслаждались, воевали и умирали по сотне причин и каждый раз по-разному, но, если глянуть чуть шире, то становилось ясно: причины одни и те же, и события одни и те же. Иногда ей казалось, что она совсем перестала чувствовать что-либо. Словно где-то на поверхности сознания бушуют волны эмоций. Она может злиться, может бояться, а может упиваться экстазом, но стоит нырнуть, как увидишь, что большая часть себя в глубине омута, там, где нет волн чувств и где ничто тебя не волнует, потому что решительно ничто не имеет значения.

Вот сейчас вогнать бы этот кол себе в грудь и проверить его действие, но нельзя. Ей нельзя просто так уйти. Она не Антуан, она не может позволить себе оставить птенцов и фактически утянуть за собой всех. Антуан передал ей свою суть, и она стала матерью и защитником всем вампирам его клана, если бы не она, то все они были бы уже за гранью жизни из-за глупости их создателя. Она не может так поступить, несмотря на интерес и желание провести эксперимент.

Дверь ее покоев резко распахнулась и в залу вбежал Адриан. Он был растрепан и явно в панике, впрочем, для него это нормальное состояние. Он быстро закрыл за собой дверь и повернул магический замок. Невидимая неосведомленным руна засверкала и запечатала дверь намертво.

— Что случилось? — поинтересовалась вамп.

Адриан в три широких шага пересек залу, встал прямо напротив рыжей и заглянул в глаза. На его лице читалась такая вина, что Марэне стало немного смешно. Что такого мог натворить ее ученик, раз верит в свою вину? Она уже хотела иронично уточнить про оплошность, как вампир сдунул ей в лицо какой-то порошок со своей ладони. Она возмущенно открыла рот и ощутила, как взвесь проникает в глаза, нос и рот, заполняет внутренности. Грудь сдавило невидимым прессом. Она закашлялась и присела, а потом опустилась на одно колено.

— Что это? — прошептала она.