Мессир Константин. Дом колдуна (СИ)

— Я не знаю, кто вы и чего можете, — отрезала Дарья. — Ныне покойный мессир Павловский не подавал о вас никаких сведений ни в Синод, ни в Синьорию. Даже записей о вас не оставил.

Неудивительно. Он вообще не любил заморачиваться — настолько, что до трех лет у меня даже имени не было.

— Мессир Павловский много чего не оставил, — заметил я. — Нормального завещания он тоже не оставил.

— А может, — взгляд чиновницы стал особенно колючим, — это не случайно? Может, у него были причины для такого решения?

А может, кому-то уже пора уткнуться? Ты-то что об этих причинах вообще знаешь?

В следующий миг за моей спиной раздалось дребезжание. Защитные обереги задергались, словно под ними затрясло стену, и, не выдержав, парочка упала на пол. А очищенная от серебра стена тут же начала покрываться пупырчатой жидкой, как нефть, чернотой, словно прорывающейся откуда-то из глубин. Пара мгновений — и из бурлящих пузырей вылупился глаз с огромным черным зрачком и, моргнув, уставился на нас.

— Видите, — с упреком выдала Дарья, — вы рассердили этот дом! Понимаете теперь, как тут опасно!

И чем она хотела меня напугать? Анаморфом? Серьезно?..

Хмурясь, чиновница вскинула руку. С ее пальцев сорвался тугой черный сгусток размером с небольшой мячик и треснул по стене, ударив прямо в открытый глаз. Тот моргнул, но не исчез.

— Поймите уже, — она отправила следом еще один сгусток аккурат в зрачок, — дом полон Темноты! А если вас затянет ночью на Темную сторону? Уверены, что вам хватит сил оттуда выбраться?

Еще один удар пришелся по черноте, заставляя ту рассасываться под напором. Когда-то и я мог создавать такие сгустки. А ведь далеко не каждый колдун способен работать с Темнотой напрямую. Что ж, теперь я вижу, ты не канцелярская крыса. Вот только если ты так много можешь, странно, что еще не поняла, почему этот дом рассердился.

Ведь и я здесь не случайный гость.

— Вас в Синоде не учили, — спросил я, подходя к другой стене, — что такое резонанс?

Сдвинув обереги, я приложил ладонь, и откуда-то из глубины мигом раздалось биение — учащенное, недовольное, как бьется пульс после большой нагрузки. Вот ирония, куча людей мечтает поговорить с Темнотой, душу готовы за это продать, но чтобы с ней поговорить, ее сначала надо услышать.

— Конечно, я знаю, — с легким раздражением отозвалась Дарья, вбивая остатки глаза в стену, — что такое резонанс!

— Дом колдуна как огромная нервная система, вынесенная наружу, — продолжил я, чувствуя, как биение с той стороны становится все громче, как бы стучась в мою ладонь. — Он, словно живой, может беспокоиться, злиться и радоваться.

— И к чему это все? — буркнула чиновница.

К тому, что управлять домом не сложнее чем чужой душой, а за последние годы я отлично научился ею управлять. Плюс ко всему — он охотно отзывался.

Я звонко хлопнул по стене, стучавшейся в ответ изнутри. Стоило мне убрать ладонь — и на ровном месте вылупился черный глаз. Мадам из Синода даже приоткрыла рот.

Еще хлопок — и еще один глаз послушно вылупился рядом.

— Что?.. Что вы творите?! — выдохнула она.

— А на что похоже?

Я шлепнул снова, украшая стену еще одним глазком. А потом еще и еще одним. Развешенные обереги нервно задребезжали, словно требуя прекратить это безобразие. Прикусив губу, чиновница пульнула сгустком в ближайший глаз. Я хлопнул по стене еще разок, создавая новую мишень.

Серебряные побрякушки стали звякать гораздо громче, явно не справляясь со своей работой. Дарья продолжала рьяно метать. Мне достаточно было одного хлопка, чтобы открыть глаз, а ей двух-трех ударов, чтобы его закрыть. Если бы это оказалось игрой, победитель бы был известен с самого начала.

— Хватит! — возмущенно воскликнула мадам, ударяя новым сгустком. — Прекратите это!

— Вы забыли сказать “пожалуйста”, — я шлепнул вновь.

Стена теперь напоминала толстую пупырчатую пленку, покрытую множеством глаз, и с каждым моим прикосновением вибрировала все сильнее, готовая вытолкнуть еще больше Темноты наружу. А ведь при мощном резонансе этот дом даже может убить.

— Пожалуйста, прекратите! — с досадой выдохнула Дарья и опустила руки.

Судя по ее лицу, наконец поняла, что я могу доставить куда больше проблем, чем этот дом.

Я снова приложил ладонь к стене, но вместо очередного хлопка мягко провел по черной пузырящейся поверхности, с которой гостиную осматривал десяток глаз, и плавно надавил, словно закрывая веки каждому из них. Дом, казалось, дрожал в ответ.

— Успокойся, — сказал я, ощущая нервное биение под своей ладонью. — Я приехал.

Удары по ту сторону постепенно стали становиться глуше, будто пульс из ускоренного возвращался в нормальный. Дребезжание оберегов вокруг становилось тише, а затем все глаза разом послушно закрылись, и чернота бесследно растворилась в стене, вернувшись туда, откуда пришла, и услышав то, что я до нее донес.

Видишь, твой дом меня помнит — не то что ты.

— Пока вы здесь, — я повернулся к притихший Дарье, — вам не нужно переживать, что рассердится дом. Переживать нужно, что рассержусь я.