Мессия очищает диск

Отброшенный табурет прогромыхал по грубым плитам пола и ударил преподобного Баня в колено.

Монах задумчиво посмотрел на стражу и наклонился.

Когда Змеёныш Цай, монах обители близ горы Сун и объявившийся невесть откуда старик писарь вышли из допросной залы, там оставалось семеро стражников и одна треснувшая табуретка.

— Наставник Лю был бы очень недоволен, — пробормотал преподобный Бань, вытирая кровь с плеча, оцарапанного алебардой.

— Что? — не понял Змеёныш.

— Ничего. Сунь-цзы тоже был великий полководец, но зачем же табуреты ломать?

И монах зло покосился на свои руки, украшенные знаками тигра и дракона.

Руки слегка дрожали.

Взгляд монаха окаменел, и дрожь унялась.

8

— Вас догонят, — скучно сказал писарь, когда они оказались во внутреннем дворе казематов и приблизились к забору высотой в полтора человеческих роста. — Если будете бежать оба, вас обязательно догонят.

Сказав это, он немного постоял, потом размотал полотенце и в упор взглянул на Змеёныша.

— Ты знаешь, что делать? — тихо спросил старик писарь, немощный бумагомарака с абсолютно незапоминающимся лицом.

Высокие скулы, чуть припухшие веки, нос с горбинкой, ямочка на подбородке… а отвернёшься, и мгновенно забыл! То есть, конечно, помнишь: ямочка, высокие скулы… но эти слова перестают складываться в лицо.

— Ты знаешь, что делать? — повторил писарь, и звук его голоса неожиданно отвердел, как черенок длинной трубки из одеревеневшего корня ма-линь.

— Знаю, — ответил Змеёныш.

Лазутчику очень хотелось добавить ещё одно слово — простое и привычное даже для годовалого младенца! — но он не мог. Язык не поворачивался, губы немели, и в горле вставал шершавый комок.

— Хорошо, — кивнул старик и не спеша пошёл обратно.

В глубь Восточных казематов, разбуженных грохотом боя в допросной зале и начинавших шумно закипать, как забытый на жаровне чайник.

Промедли — и обжигающий пар сорвёт крышку, вырвавшись наружу.

— Кто это был? — Бань тронул Змеёныша за руку.

— Мой отец.

Непроизнесенное миг назад слово вдруг далось легко и просто.

— Как… как ты узнал?!

— По клейму на руках, — непонятно отозвался Змеёныш.

И позволил себе ещё несколько драгоценных секунд смотреть вслед Ушастому Цаю, которого никто не знал в лицо; даже его жена, даже его сын.

Впрочем, теперь уже нет — сын знал.

…Не слушая возражений, Змеёныш Цай подсадил монаха на забор и наскоро сообщил ему, куда следует направиться, выбравшись на южную окраину.

Потом торопливо извлёк из-за пазухи маленькое лезвие без рукояти — палаческий мешок с инструментом Цай опрометчиво оставил в темнице.

Скрести макушку насухо было изрядно больно, порезы кровоточили, но сейчас, ночью да ещё при спрятавшемся за облачко месяце, это было неважно.

С криками вывалившая во двор стража отчётливо увидела, как голый по пояс человек неуклюже карабкается на забор, — именно так и подобает двигаться тому, кто изнурён заключением и пытками.

Когда беглец оказался на гребне забора, звёздный свет отразился от бритой головы — и стражники уверенно кинулись в погоню.

Если монаху-изменнику удастся его безумная затея — не поздоровится никому. Государь не простит коменданта казематов, комендант не простит начальников караулов, начальники не простят…

Ничего, после недели батогов далеко не уйдёт!.. Вон он, вон, за угол свернул!.. Держи смутьяна!

Вскоре по всем близлежащим кварталам застучали колотушки и гонги: ночные Быстрорукие бросали обход и спешили присоединиться к увлекательнейшему занятию — охоте на человека.

9

Лысый Карлик, матёрый вышибала из клана «сидящих спокойно», был очень удивлён, обнаружив бесчувственного монаха у самых дверей заведения, где имел сомнительную честь служить. Шёл третий час после полуночи, и было трудно предположить, что инок-гулёна собрался выкурить на сон грядущий трубку-другую опиума. Особенно если он только что ножищами вовсю пинал дверь — и весьма громко, надо заметить! — а теперь валяется, падаль падалью, и готов с минуты на минуту удалиться в свою Нирвану.

Подсветив себе лампадкой, Лысый Карлик уже собрался уйти, оставив монаха на произвол судьбы, но тут взгляд Карлика упал на правую руку странного гостя.

Вышибала вихрем метнулся назад в притон и в самом скором времени выбежал обратно с самострелом в руках. Причём заряженным не обычным шариком из твёрдой глины, предназначенным для успокоения шумных клиентов, а свинцовым, боевым.

Явись сейчас прямо сюда Князь Тёмного Приказа, Владыка Яньло, и предложи: «Подойди-ка, друг-вышибала, к несчастному да помоги ему оказаться под крышей!» — Лысый Карлик ухмыльнулся бы щербатой, как изношенный топор, ухмылкой и ответствовал:

— Нет уж, уважаемый! Посули вы мне даже возродиться Первым министром, и то я не подошёл бы близко к клеймёному сэн-бину, особенно после того, что сотворил с тайной канцелярией Сын Неба, государь Хун Ци!

А так, с самострелом и издалека, — совсем другое дело!

Дверь скрипнула, и наружу выбрались двое дружков Лысого Карлика; вернее, дружок и подруга, рыночный сборщик мзды Хоу Жадная Утроба и доверенная воспитанница Гиблой Доченьки, имени которой никто не знал, а называли просто: Доченька-Вторая.