Но здесь опять-таки уместно вспомнить, что человек живет не хлебом единым и уж тем более не сухими теориями о хлебе. Такие абстрактные принципы и понятия, как отчуждение конечного продукта, взаимоотношения между трудом и капиталом, диалектика и даже классовая борьба и неравное распределение богатств, не вызывают никакой ответной реакции, не приносят никакого облегчения от менее явных и определенных, но от того не менее острых и навязчивых форм «голода и жажды» — жажды душевного мира, эмоциональной и духовной полноты бытия, осмысления своего места в космосе, ответов на вопросы, которые лежат вне плоскости социологии и экономики и, более того, вне рамок материализма и материального мира в целом. В то же время концепция Истории как абсолюта является совершенно неадекватной для осмысления стремления человечества к священному и божественному.
В отношении проблемы смысла бытия марксистско-ленинская доктрина предлагала лишь временные решения. Цели и направления устремлений личности всегда определялись с учетом конкретики места и времени, а потому неизбежно подлежали трансформации. Между тем религиозное чувство всегда ищет чего-либо более стабильного и долговечного. Понятно, что здесь имеются в виду не социальные или экономические отношения, а куда более глубокие и вечные тайны — время, смерть, одиночество, любовь и совесть, которые делают потребность в постижении смысла бытия особенно острой. А это — те самые тайны, граничащие с таинствами (не надо забывать, что таинства — непременная прерогатива религии), которые суррогатная религия марксизма-ленинизма просто отказывалась признавать и принимать в расчет. В этом смысле она доказала свою неадекватность и неспособность отвечать на глубинные запросы человеческой личности.
Таким образом, неудивительно, что несмотря на всевозможные гонения, преследования и репрессии, а также амбициозные программы «антирелигиозной пропаганды», ставившие себе целью искоренение религии, в советской империи продолжали существовать традиционные религии. В некоторых странах социалистического лагеря, таких, как Польша и Чехословакия, Церковь представляла собой открытый вызов правящим просоветским режимам именно потому, что отвечала на куда более глубокие запросы, которые правящий режим просто не признавал. Что касается самого Советского Союза, то Политбюро приходилось вести постоянную упорную борьбу не только с несгибаемым православием, но и с вечно непокорным исламом. Независимо от того, является ли религия «опиумом для народа» или нет, вековые традиции религиозности невозможно «излечить» путем простого отсечения источника поставок «наркотика», предоставив обществу в одиночку бороться с агонией и абстинентным синдромом.
Второй основной суррогатной религией в 1930-е гг. был широкий спектр тоталитарных движений, которые сегодня известны под общим названием фашизма. В Италии первоначальный вариант фашизма, насаждавшийся Муссолини, по сути дела, никогда не имел статуса религии, оставаясь — даже в большей степени, чем марксизм-ленинизм, — политической философией, то есть всего лишь идеологической программой. Традиционная роль религии в большинстве своем была предоставлена церкви. В результате этого итальянский фашизм, особенно по сравнению с развитием других суррогатных религий, показал себя относительно пустой и бессодержательной затеей.
В Испании другой вариант фашизма, выдвинутый Аугусто Франко, с самого начала был ориентирован на максимальное сближение с церковью и, как следствие этого, получил нечто вроде божественной санкции. В результате он обладал гораздо большей энергией и динамизмом, чем его итальянский аналог, но и отличался куда большей жестокостью, на которую способен только религиозный фанатизм. Теперь, оглядываясь на прошлое с расстояния более полувека, надо признать, что в личности Муссолини было немало откровенно комических черт. По сравнению с ним Франко, долгие годы державший в своих руках власть в Испании, выглядит куда более мрачной фигурой.
Но, бесспорно, крайним примером правого тоталитаризма, сумевшего обрести статус религии, является немецкий нацизм. В отличие от итальянского фашизма нацизм был не просто и не только философией и идеологией. В отличие от испанского варианта фашизма нацизм никогда не тяготел ни к одной из традиционных форм религии. Напротив, он целенаправленно делал все возможное, чтобы искоренить прежние религиозные воззрения и занять их место, притязая на роль совершенно новой религии.