— Жена! — произнес Сетто торжественным тоном. — Зови зурначей, бей в ладоши, ходи вокруг меня с музыкой. Сетто из Диарбекира — большой человек! Он получил свой полный процент: сто на пятьдесят!
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Эпилог
⠀⠀ ⠀⠀
А в Миддльтоуне, на деревообделочном, работа кипит как ни в чем не бывало. Белокурый гигант ловко орудует рубанком, отряхивая с лица капли пота. Фартук его раздувается, стружки взлетают тучей, а голос гиганта весело выводит знакомую песенку:
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
— Слушай-ка, Джим Доллар, — сказал Микаэль Тингсмастер, остановив рубанок и глядя на меня широкими голубыми глазами, — ты малость приукрасил всю эту историю. Ребята сильно ворчат на тебя, что ты выдал наши секреты раньше времени.
— А разве это худо, Мик? — пробормотал я в ответ. — Мое дело — описывать, а ваше дело — орудовать.
Веселые знакомые лица обступили нас гурьбой. Тут были сероглазый Лори, солидный Виллингс, длинноносый Нэд с веселой, вилявшей хвостом Бьюти. Тут был старичина Сорроу с трубкой в зубах. Биск, Том и Ван-Гоп заглянули в мастерскую ради сегодняшнего дня. И даже Карло-ямаец и кой-кто из ребят с обойной фабрики в Биндорфе, наконец-то присоединившейся к союзу Месс-Менд, сунули нос в двери.
— Ладно, помалкивай! — заорали они, надавав мне дружеских тумаков. — Прикуси свой бабий язык насчет всего дальнейшего!
И мастерская, как один человек, затянула песенку Мика:
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Как я писала «Месс-Менд»[8]
⠀⠀ ⠀⠀
Когда «Месс-Менд» начал выходить еженедельными выпусками в 1924 году, никто не знал его автора. Многие думали, что под Джимом Долларом скрывается тот или иной советский писатель или группа писателей. Называли Алексея Толстого, Эренбурга, тогдашних молодых ленинградцев Слонимского, Никитина. Когда кто-то назвал и мое имя, раздались голоса. «Да разве Шагинян напишет такую вздорную штуку, как „Месс-Менд“!» или: «Ну разве сможет Шагинян сделать такую веселую вещь, как „Месс-Менд“!» Я писала в то время в газеты серьезные статьи и редактировала Бальзака и Коллинза… И меня считали писательницей скучной и солидной. Как ни жаль было открывать псевдоним, но пришлось это сделать. В специальной книжке, выпущенной Кинопечатью и приуроченной к появлению «Месс-Менд» на экране, я тогда писала:
«Вздорный или веселый, может быть, то и другое, а может, еще и третье впридачу, но „Месс-Менд“ изобретен, выдуман и написан только мной, и ни одна живая душа, кроме меня, не вписала в него ни единого слова и не принимала в его создании ни малейшего участия, за вычетом трех лиц:
1. Моей дочки Мирэли.
2. Моей сестры Лины.
3. Моего мужа Джима».
Участие их выразилось в следующем:
Дочь Мирэль (тогда пяти лет) потребовала, чтобы в книге непременно была ученая собака.
Отсюда — Бьюти.
Сестра Лина, встревоженная судьбой шотландца Биска, умоляла оставить его в живых.
Отсюда — спасение Биска.
Муж Джим, большой патриот и крестный отец Джима Доллара, возмутился: неужели в книге не будет армянина?
Я ответила: «Выставь кандидатуру».
Он выставил: «Сетто из Диарбекира»;
Отсюда — Сетто из Диарбекира.
Тремя этими уступками и ограничилось допущение чужого творчества в создание «Месс-Менд».
⠀⠀ ⠀⠀
Осенью 1923 года страна наша еще находилась в тисках разрухи и голода. Группа писателей жила тогда в Петрограде, в общежитии «Дома искусств» — роскошном особняке, где до революции обитали богатые купцы Елисеевы. Мы получали скудные пайки. К концу месяца они истощались, и оставался один лавровый лист.
Есть пословица: «Лавры спать не дают». Мы ее переделали в эпоху военного коммунизма: «Лавровый суп спать не дает».
В тот день, о котором я пишу, у нас был лавровый суп. Под тарелкой лежала «Правда». Отодвинув суп, я заметила заманчивый фельетон о том, что нам, советским людям, необходимо создать для молодежи свою приключенческую литературу и своего «красного Пинкертона». Такого, чтоб воспитывал, звал к светлому будущему, помогал бороться с фашизмом и строить социализм…