Говорят, можно защекотать до смерти. Чего не знаю, того не знаю, а вот несчастную любовь можно выхохотать до последней крошинки, это я знаю по опыту.
Каждую неделю я писала по выпуску. Дело дошло до штата Иллинойс. Из-под пера вылезла мисс Юнона
Мильки, молодая девица пятидесяти лет в коротеньком платье лаун-теннис и рыжем парике. Я заметила, что она обезьянничает с меня и выставляет в смешном виде мои самые святые чувства. Ее рассказ вышел в черновике расплывчатым, – это не от слез, а от смеха. Я хохотала так, что у меня начинались колики. Старая няня, Вера Алексеевна, приходила кропить меня святой водой. Одной рукой я держалась от смеха за живот, другой писала. А когда кончила, откинулась на спинку стула, зевнула от изнеможения и заметила, что любовь вся ушла вместе с хохотом, как лопнувшее яйцо в кипяток, и что, пожалуй, ее даже и вовсе не было.
6. Откуда взялся «Месс-менд»
Из словаря. Когда понадобился лозунг, я пустила кошку
Пашку на словарь. Наша кошка любит поворачивать страницы. Пашка цапнула сразу пять листов, откинула, и я нашла сперва mend, а потом mess.
А значение самое подходящее: починка, ремонт, общая трапеза, смесь, заварить кашу.
7. Джим Доллар пускается в плавание
Каждое воскресенье у меня собирались друзья – писатели и книжные люди. Они слушали «Месс-менд» от выпуска к выпуску. Когда роман был закончен, каждый высказал свое мнение.
Сложив их, получаешь следующее:
«Это черт знает что. Союз писателей обидится. Что скажет Евгений Замятин? И, наконец, можно сорганизоваться и написать целую серию таких романов, основать свое издательство и пойти в гору». Мы немедленно подали заявление, что хотим организовать издательство «Клуб рассказчиков», и нам немедленно в этом отказали.
После этого я осталась один на один со своим детищем, которое каждый читал без передышки, и я сама перечитывала десятки раз, и все, и я в том числе, были в совершенном недоумении, что же это такое.
Но – три месяца прошло. Другой рукописи у меня не было. И в конце концов если лавровый лист и елисеевская мебель могут отмолчаться, то Бухарин скажет несколько слов. Иначе зачем бы ему было писать о красном пинкертоне? Я наскребла денег на максимку, завернула рукопись в газету, надела шинель, стоившую четыре миллиарда, и поехала в Москву.
8. Не хочу рассказывать подробно
Может быть, лучшее, что было в счастливой судьбе моей книги, – это вечер ее принятия Госиздатом, потому что в этот вечер мне пришлось долго ходить и разговаривать с одним из умнейших коммунистов, пытливым и терпеливым в споре.
Не с кем общаться писателю. Где наша среда? Люди, имеющие что сказать и умеющие ответить, заняты. Драгоценнейшее, что может быть в жизни, – общение – заперто на тысячу замков, а сверху крышка, и на крышке надпись:
«Некогда».
9. Несколько слов моим критикам
<...>
В чем тайна «Месс-менд»?
Не забудьте, что это пародия. «Месс-менд» пародирует западноевропейскую форму авантюрного романа, пародирует, а не подражает ей, как ошибочно думают некоторые критики.
Но судьба многих книг начинаться в насмешку и кончаться всерьез, подобно Пиквику! В процессе писания пародия была изжита, и возник своеобразный пафос, я бы сказала – пафос нового, классового трюка. Изобретенный в
«Месс-менд» «трюк с вещами» носит не универсальный характер и не личный (как все трюки в романах и в кино), а рабоче-производственный, и быть другим он не может, потому что вещи делаются рабочими. Отсюда – плодотворность и удачливость темы, ее не надуманный, а сам собой возникающий романтизм.
Потом: никто не заметил (да и я сама – пока не дописала), что в основе «Месс-менд» лежит сказка – народная сказка о благодарных животных. Шуточная уголовная развязка внезапно превращается в «народную словесность».
И самое главное: книга легка – легка именно той трудной легкостью, какой стараются достичь в машинах и паровозах. Попробуйте написать так, как она написана. Это удается изредка, и я сама не могу больше повторить
«Месс-менд».
29 сентября 1926 г.
Москва.
ЛОРИ ЛЭН, МЕТАЛЛИСТ
СТАТЬЯ, ПРОЛИВАЮЩАЯ СВЕТ НА ЛИЧНОСТЬ ДЖИМА
ДОЛЛАРА4
В разгар предвыборной кампании, когда все мои скромные силы были брошены на защиту святого дела потребления злаков и ограждения жизни кроликов, сусликов, зайцев и других млекопитающих, умерщвляемых в нашем штате в удручающем количестве, толпа избирателей обратилась ко мне с просьбой.
Я принужден изложить эту просьбу, хотя она показалась мне богохульной:
— Защити нашего Доллара! – попросили меня избиратели, – На него возвели разную советскую литературу, будто бы он написан бабой. Это надо вывести начистоту.
Доллар – американец. Что наше – то наше.
Признаюсь, последнее соображение побудило меня согласиться.