Мы поели и уже допивали свежее молоко с медом, которое вместе с душистым хлебом принесла с рынка Гуда, когда на всю деревню разнесся звук трубы. Первый сигнал. Поехали…
— Оборотни прибыли, — заметил отец, дожевывая кусок хлеба, а Гуда посмотрела на меня с маниакальным блеском в глазах.
Прибытие оборотней означало не только начало унизительного обряда, но кое-что другое — прибытие торговцев. Это была наша маленькая слабость. Мы могли часами с подругой ходить по рынку и выбирать — выбирать — выбирать. Ткани, меха, посуда, украшение, оружие и многое другое с прибытием оборотней появлялось на прилавках. В шатрах продавали редкие диковинки и гадали на рунах, а на площадях устраивали гуляния. В принципе, если б не повод, я бы даже любила такие сборища.
Покидав остатки пищи в рот, мы вылетели из дома. В главных ворот творилось настоящее столпотворение. Мы ничего не могли разглядеть.
— Представляешь, говорят в этом году на Выбор пришли рыси, барсы и даже девятихвостые лисы, — тихим, доверительным тоном сообщала одна женщина другой.
— Да ну, чегой-то они? Сто лет из своих нор не выползали, а тут вдруг такой интерес.
Мы с Гудой переглянулись. Как интересненько! Девятихвостые лисы — эти полулегендарные создания, они ведут одиночный, скрытный образ жизни, редко появляются на Выборе, из-за чего почти вымерли, стараются не контактировать с людьми. И я вот ни за что не поверю, что они пришли только ради поиска хранилища для детеныша.
Хранилища… меня передернуло. Все правильно, люди — лишь сосуды для детей оборотней. По какой-то причине у двух оборотней часто рождается ребенок-человек. А если ребенок тоже оборотень, то с большой вероятностью — это мальчик. Девочки-оборотницы тоже рождаются, но реже, причем все без способности к деторождению. Поэтому им и нужны люди, как гарантия. Союз человека и оборотня всегда дает плодовитое потомство. Меня снова передернуло.
А между тем, телеги и обозы, груженые всяким добром, все прибывали и прибывали, я даже смогла увидеть дорогие шкуры и красиво вышитую одежду. Вот оно как. Выкуп в этом году богатый, ничего не скажешь.
Наконец, дары закончились и в деревню вошли сами оборотни. И… я ничего не увидела. Они что, низкие все такие?! Но факт остается фактом, я и Гуда не могли рассмотреть никого из представителей данной расы. Унывать, правда, было некогда, так как через некоторое время начнется смотр — самая унизительная часть всего этого бреда. Гуда потянула меня в кузнице, после нескольких наших провальных попыток хоть что-нибудь увидеть, для того, чтобы начать новую пытку — примерку платья.
Так как моя подруга шила просто великолепные вещи, она очень любила их мерить сама и напяливать на других. Участь болванки, как правило, доставалась мне.
Мы добежали до кузницы и взлетели на второй этаж, где, собственно, и жил кузнец с семьей. Мы так быстро добрались до сундука с одеждой. Из поистине бездонного монстра она выудила платье. Я так и уронила челюсть на пол. Оно было из бархата с шелковыми вставками.
— Где ты взяла бархат и шелк?! — я так и не нашла свою челюсть.
— Там же, где ты берешь корицу и шафран.
Хе-хе, моя ученица. Это очень древний прием получения дорогих товаров практически задаром. Торговцы готовы с руками оторвать некоторые вещи, изделия, травы, например борщевик. Это растение летом выделяет вещество, при попадании на кожу вызывающее сильные ожоги. Вельможи и королевский двор готовы платить за это большие деньги.
А если уж удается иногда пробраться а оборотням незаметной и добыть золотой корень, то, считай, ты можешь купить тут все, потому как это растение обладает способностью помогать сразу от проблем с… с… скажем так, проблемами с совокуплением, при навязчивых идеях, расстройств души и личности, а еще — малярии. Потрясающее растение, но, ёрмунганд, его чертовски сложно достать! Там, при дворе, оно ценится наравне с ядами и противоядиями.
Пока я придавалась чисто знахарским мыслям, Гуда успела прикинуть, какое платье мне больше подойдет и решительно направилась в мою сторону.
— Что же ты такое обменяла на целые рулоны этих тканей?
— На несколько браслетов собственного производства, — Гуда гордо выпятила грудь, — и один золотой корень, который попросила у Халлы.
— И ведьма просто так тебе его дала!? — изумилась я.
— Ну конечно, а что в этом такого, — на меня посмотрели, как на величайшего глупца.
Ну, Халла, ну старая ведьма! Я тебе еще припомню! Как другим, так пожалуйста, а как мне, так иди и сама нарви!
Гуда, увидя всю гамму чувств, отразившуюся у меня на лице, громко расхохоталась.
— Ой не могу, ты похожа на лемминга! — падая на кровать, с трудом выговорила девушка.
— Вот возьму и не буду мерить! — я обиженно надула губы и скрестила руки на груди.
Подруга хотела что-то сказать, но, посмотрев на меня, зашлась в новом приступе смеха. Я махнула на неё рукой и взяла платье, чтобы получше его разглядеть: оно было насыщенного цвета крови, темного такого, горло высоким, как у зимних шерстяных рубах, а вот ворот красиво вышит цветными нитями, и напоминал массивное ожерелье.