Читаем Мещанин во дворянстве. Мнимый больной полностью

КЛЕОНТ. Это коварство заслуживает того, чтобы на нее обрушились кары.

КОВЬЕЛЬ. Это вероломство заслуживает того, чтобы на нее посыпались оплеухи.

КЛЕОНТ. Смотри ты у меня, не вздумай за нее заступаться!

КОВЬЕЛЬ. Я, сударь? Заступаться? Избави бог!

КЛЕОНТ. Не смей оправдывать поступок этой изменницы.

КОВЬЕЛЬ. Не беспокойтесь.

КЛЕОНТ. Не пытайся защищать ее – напрасный труд.

КОВЬЕЛЬ. Да у меня и в мыслях этого нет!

КЛЕОНТ. Я ей этого не прощу и порву с ней всякие отношения.

КОВЬЕЛЬ. Хорошо сделаете.

КЛЕОНТ. Ей, по-видимому, вскружил голову этот граф, который бывает у них в доме; я убежден, что она польстилась на его знатность. Однако из чувства чести я не могу допустить, чтобы она первая объявила о своей неверности. Я вижу, что она стремится к разрыву, и намерен опередить ее: я не хочу уступать ей пальму первенства.

КОВЬЕЛЬ. Отлично сказано. Я вполне разделяю ваши чувства.

КЛЕОНТ. Так подогрей же мою досаду и поддержи меня в решительной битве с остатками любви к ней, дабы они не подавали голоса в ее защиту. Пожалуйста, говори мне о ней как можно больше дурного. Выставь мне ее в самом черном свете и, чтобы вызвать во мне отвращение, старательно оттени все ее недостатки.

КОВЬЕЛЬ. Ее недостатки, сударь? Да ведь это же ломака, смазливая вертихвостка, – нашли, право, в кого влюбиться! Ничего особенного я в ней не вижу, есть сотни девушек гораздо лучше ее. Во-первых, глазки у нее маленькие.

КЛЕОНТ. Верно, глаза у нее небольшие, но зато это единственные в мире глаза: столько в них огня, так они блестят, пронизывают, умиляют.

КОВЬЕЛЬ. Рот у нее большой.

КЛЕОНТ. Да, но он таит в себе особую прелесть: этот ротик невольно волнует, в нем столько пленительного, чарующего, что с ним никакой другой не сравнится.

КОВЬЕЛЬ. Ростом она невелика.

КЛЕОНТ. Да, но зато изящна и хорошо сложена.

КОВЬЕЛЬ. В речах и в движениях умышленно небрежна.

КЛЕОНТ. Верно, но это придает ей своеобразное очарование. Держит она себя обворожительно, в ней так много обаяния, что не покориться ей невозможно.

КОВЬЕЛЬ. Что касается ума…

КЛЕОНТ. Ах, Ковьель, какой у нее тонкий, какой живой ум!

КОВЬЕЛЬ. Говорит она…

КЛЕОНТ. Говорит она чудесно.

КОВЬЕЛЬ. Она всегда серьезна.

КЛЕОНТ. А тебе надо, чтоб она была смешливой, чтоб она была хохотуньей? Что же может быть несноснее женщины, которая всегда готова смеяться?

КОВЬЕЛЬ. Но ведь она самая капризная женщина в мире.

КЛЕОНТ. Да, она с капризами, тут я с тобой согласен, но красавица все может себе позволить, красавице все можно простить.

КОВЬЕЛЬ. Ну, значит, вы ее, как видно, никогда не разлюбите.

КЛЕОНТ. Не разлюблю? Нет, лучше смерть. Я буду ненавидеть ее с такой же силой, с какою прежде любил.

КОВЬЕЛЬ. Как же это вам удастся, если она, по-вашему, верх совершенства?

КЛЕОНТ. В том-то именно и скажется потрясающая сила моей мести, в том-то именно и скажется твердость моего духа, что я возненавижу и покину ее, несмотря на всю ее красоту, несмотря на всю ее привлекательность для меня, несмотря на все ее очарование. Но вот и она.

<p>Явление десятое</p>

Те же, Люсиль и Николь.

НИКОЛЬ (к Люсиль). Я, по крайней мере, была глубоко возмущена.

ЛЮСИЛЬ. Все это, Николь, из-за того, о чем я тебе сейчас напомнила. А, он здесь!

КЛЕОНТ (Ковьелю). Я и говорить с ней не желаю.

КОВЬЕЛЬ. Ая последую вашему примеру.

ЛЮСИЛЬ. Что это значит, Клеонт? Что с вами сталось?

НИКОЛЬ. Да что с тобой, Ковьель?

ЛЮСИЛЬ. Отчего вы такой грустный?

НИКОЛЬ. Что это ты надулся?

ЛЮСИЛЬ. Вы утратили дар речи, Клеонт?

НИКОЛЬ. У тебя язык отнялся, Ковьель?

КЛЕОНТ. Вот злодейка!

ЛЮСИЛЬ. Я вижу, вас расстроила наша сегодняшняя встреча.

КЛЕОНТ (Ковьелю). Ага! Поняли, что натворили.

НИКОЛЬ. Наверно, тебя задело за живое то, как мы держали себя с вами утром.

КОВЬЕЛЬ (Клеонту). Знают кошки, чье мясо съели.

ЛЮСИЛЬ. Ведь это единственная причина вашей досады.

КЛЕОНТ. Да, коварная, если вам угодно знать, так именно это. Но только я предупреждаю, что ваша измена не доставит вам радости: я сам намерен порвать с вами, я лишу вас права считать, что это вы меня оттолкнули. Разумеется, мне будет нелегко побороть мое чувство, меня охватит тоска, некоторое время я буду страдать, но я себя пересилю, и лучше я вырву из груди сердце, чем поддамся слабости и возвращусь к вам.

КОВЬЕЛЬ (к Николь). А куда он, туда и я.

ЛЮСИЛЬ. Вот уж много шуму из ничего! Я вам сейчас объясню, Клеонт, по какой причине я утром уклонилась от встречи с вами.

КЛЕОНТ (пытается уйти от Люсиль). Ничего не желаю слушать.

НИКОЛЬ (Ковьелю). Я тебе сейчас скажу, почему мы так быстро прошли мимо.

КОВЬЕЛЬ (пытается уйти от Николь). Знать ничего не желаю.

ЛЮСИЛЬ (идет за Клеонтом). Итак, сегодня утром…

КЛЕОНТ (не глядя на Люсиль, направляется к выходу). Еще раз – нет.

НИКОЛЬ (идет за Ковьелем). Было бы тебе известно…

КОВЬЕЛЬ (не глядя на Николь, направляется к выходу). Притворщица, отстань!

ЛЮСИЛЬ. Послушайте!

Перейти на страницу:

Все книги серии Классика в школе

Любимый дядя
Любимый дядя

«…Мы усаживались возле раздевалки, откуда доносились голоса футболистов. В окошечко было видно, как они примеряют бутсы, туго натягивают гамаши, разминаются. Дядю встречали друзья, такие же крепкие, франтоватые, возбужденные. Разумеется, все болели за нашу местную команду, но она почти всегда проигрывала.– Дыхания не хватает, – говорили одни.– Судья зажимает, судью на мыло! – кричали другие, хотя неизвестно было, зачем судье, местному человеку, зажимать своих.Мне тогда почему-то казалось, что возглас «Судью на мыло!» связан не только с качеством судейства, но и с нехваткой мыла в магазинах в те времена. Но вот и теперь, когда мыла в магазинах полным-полно, кричат то же самое…»

Фазиль Абдулович Искандер

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Рассказ / Детская проза / Книги Для Детей

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги