Мерзкий старикашка

Собственно, а ведь я и кем был до того злосчастного КамАЗа, не особо‑то и помню, оказывается! Имя? Нет, не помню. Родители? Да, мать, отец, сестренка младшая, егоза... Только лица как в тумане ‑ встречу, так и не узнаю. Это что за?..

"Тебе уже это не надо", мелькнуло где‑то на границе сознания. "Жди. Память этого мира придет, но не сразу. Ваше сознание хрупкое очень".

Ну, спасибо! Облагодетельствовали! Буду лежать, и прикидываться спящим, а то точно спалят.

Скрип. Так дверь на несмазанных петлях открывается ‑ у бабушки в деревне, в сенях, похоже скрипела, я помню. И шорох какой‑то справа.

Надо же, глаза слиплись, оказывается! А то чуть не открыл машинально, конспиратор хренов.

‑ Сидите‑сидите, брат Шаптур, вы, я знаю, всю ночь не спали. ‑ это со стороны, где скрипело.

И шаги, негромкие, ко мне приближающиеся.

‑ Не смею, отец‑настоятель.

А интересный язык ‑ с русским, так ничего общего. Наверное. Я и родную речь не помню, оказывается ‑ так только, общее звучание припоминается. Ну, кому‑то я это все попомню, когда помру в следующий раз!

‑ Сядьте. ‑ голос немолодой совсем, вроде бы и спокойный, но есть в нем скрытная властность. ‑ Не хватало еще, чтобы и вы заболели от утомления. Как... брат Прашнартра?

Это у меня имя теперь такое? Язык сломать можно ‑ ну удружили так удружили!

Однако, перед тем как его произнести, этот "отец‑настоятель" запнулся на долю мгновения. С чего бы, интересно?

Ах да, имя при вступлении в сан меняют на "священное" ‑ это обещанные воспоминания тела‑реципиента, похоже, проявляются.

Или дело не только в этом?

‑ Жар спал, он перестал метаться и бредить. После полуночи дыхание его стало слабым, едва заметным и я осмелился влить в него еще порцию снадобья, поскольку мне показалось, что он отходит. ‑ А у Шаптура голос помоложе. Взрослый вполне, но сильный, нет в нем тех надтреснутых ноток, что у изрядно пожилых людей. ‑ К утру кризис миновал, и он теперь просто спит, мне кажется. Иногда я, с губки, даю ему попить...

‑ Отчего вы не послали за мной, брат, когда ему стало совсем худо?

‑ Ах, отец Тхритрава, но что бы это изменило? Я молился за него...

‑ И мы могли бы молиться о его исцелении вместе. ‑ в голосе настоятеля прорезались нотки сурового недовольства.

‑ Но... ведь и вы, и вся братия неустанно о том молитесь и так!

Вот интересно, и откуда во мне такой скепсис к последним словам брата Шаптура? Ой, не иначе все те же обещанные воспоминания...

А что, может бывший хозяин моего тела был такой гад, что единственной молитвы, которой он достоин, является "Чтоб ты, гнида, сдох"? Интересно, и много мой предшественник врагов нажил?

‑ Это верно. ‑ голос настоятеля смягчился. ‑ И все же, в такой час, когда жизнь нашего брата висела на волоске, каждый глас, взывающий к Святому Солнцу был бы небесполезен. Я не виню вас, брат Шаптур, вам, как бывшему мирскому лекарю это непривычно, должно быть...

‑ Я, верно, еще не проникся должной благодати, отец Тхритрава.

‑ Пустое. Вы слишком недавно у нас в обители, вам наши порядки внове, но я буду последним, кто обвинит вас в небрежении своим священным долгом. ‑ голос настоятеля был полон меда и патоки. ‑ Нынче пойдите отдыхать. Скоро брат Асмара придет вас сменить, а покуда его нет, при брате Прашнартре побуду я, помолюсь о его скорейшем выздоровлении. Идите, не спорьте. Я тут, все же, пока настоятель.

Интересно, меня сейчас подушкой придушить не попытаются? Если так, то Тхритраву будет ждать пренеприятный сюрприз ‑ мне обещали еще немножко пожить, причем, полагаю, не несколько минут подразумевалось, так что буду драться.

Хотя, сам‑то настоятель мараться будет вряд ли...

Хм, а с чего бы это такая паранойя? Явно, не моя собственная, а благоприобретенная ‑ за свой поганый язык в торец, бывало, получал, но вот чтобы всерьез кто‑то на мое здоровье покушался, такого не было. Ну, ангелы небесные, или кто вы там, что за типа вы мне в качестве реципиента подсунули‑то?

Блин, пить охота, а тут этот пастырь душ человеческих ошивается, чтоб его. Вот не доверяю я ему отчего‑то, хотя и не видел еще ни разу, не буду при нем "в себя приходить".

Вновь скрипнула дверь.

‑ Отец‑настоятель? ‑ басовито произнес вновь вошедший.

‑ Оставь, Асмара, мы одни. ‑ отозвался Тхритрава. ‑ Шаптура я отпустил, пусть отдохнет. Этот лекарь хорошо поработал. Он идет на поправку.

‑ Велика важность... ‑ тяжелые шаги у этого брата Асмары, не иначе весит как чугунный мост. ‑ Когда он год назад расшибся, ты так не переживал.

‑ Год назад был жив царевич Тыкави. ‑ сварливо огрызнулся настоятель.

‑ У него же остались двое сыновей.

‑ Двое малолетних сыновей. ‑ прошипел Тхритрава, затем помолчал немного, и спокойно, как‑то нудно уже, добавил: ‑ Я получил вести из столицы. Каген серьезно болен.

‑ Оправится? ‑ деловито поинтересовался Асмара.

‑ Все в воле Святого Солнца, конечно, но я бы не рассчитывал на выздоровление царя.

‑ И чего теперь ожидать? ‑ озадаченно пробормотал собеседник настоятеля.