— Чёрт, ты меня до смерти напугал, — она стоит около отрытой двери, которая ведёт на балкон, одетая в хлопковую футболку, едва прикрывающую её попку. И в трусиках, но я их не вижу. Это должны быть тонги (прим.: трусы, образованные соединением силуэтов стринг и викини в минимальном варианте), так как я сжёг её забавные бабушкины труселя. — Что смешного?
— Ничего, — отвечаю я. — Ты собираешься меня впустить или как?
— А у меня есть выбор? — спрашивает она.
Я ухмыляюсь и тяну её за руку ближе к себе. Нежно её целую, давая ей раствориться во мне, а затем замечаю альбом на кровати.
— Снова рисуешь? — спрашиваю я, взяв его. Кэтрин тянется к нему, но я поднимаю его вверх так, что она не может достать. — Чёрт, да ты просто не можешь выбросить меня из головы, я прав?
— Верни обратно, идиот, — рычит она сквозь сжатые зубы. — Или я закричу.
— Вперёд, — смеюсь. — Я уверен, нашим родителям понравится твой полуголый вид и зарисовки с участием моего члена.
Она смотрит на меня, потом скрещивает руки на груди, садясь на кровать.
— Отлично.
— Очень разумно с твоей стороны, — отойдя к другой стороне комнаты, смотрю на картину, которую нарисовала Кейт. Я ожидал увидеть себя, но нет. — Это твоя мама?
Она кивнула, и взгляд Кэтрин заставляет меня почувствовать стыд.
— Я нарисовала её по памяти, нет, знаешь, какой я её видела в последние дни жизни.
— Это очень мило, Кейт, — «
— Я нарисовала тебя не потому, что была одержима или что-то типа того, — говорит она. Я передаю ей альбом, и она закрывает его; могу сказать по её взгляду, что она смущена.
— Нет? — спрашиваю я, приподнимая брови. — Ты ранила меня в самое сердце. Я всегда хотел себе сталкера.
Она ничего не говорит в течение минуты, и я уже не очень рад, что выбрал этот путь в поднятии настроения, но затем Кейт смотрит на меня и пожимает плечами.
— Ну, взяла прядь твоих волос для храма, который сделала в честь тебя.
Я сажусь на кровать. Кэтрин в это время прислонилась спиной к подушке, подтянув колени к своей груди. Она выглядит такой уязвимой, что хочется просто обнять её, но мне кажется это банальным, поэтому я укладываю её ноги на свои колени и кладу сверху них руки. Прямо сейчас, находясь рядом с ней, я чувствую себя комфортно.
— Это хорошо, — говорю я. — Волосы… Не так уж и плохо. Вот если бы ты сняла мерки моего члена, было бы немного жутковато.
— Чёрт возьми. У меня планы на этот вечер, — говорит она. — Я должна купить гипс в магазине.
— Гипс не очень удобный. Я предпочту шоколад.
Она смеётся, но всё это быстро проходит, и мы сидим в тишине, я не прекращаю потирать её ноги. Это ничего не значит: Колтер Стерлинг — два месяца моногамии под его ремнём — растирает ноги цыпочки и разговаривает.
— Ты часто о ней думаешь?
— О ком?
— О твоей маме, — отвечаю я, кивая на рисунок.
Кэтрин пожимает плечами.
— Она уже давно умерла, понимаешь?
— Не так и давно, — противоречу я. — Прошло несколько лет, да?
— Ага. В конце восьмого класса. Она уже была больна год, когда это произошло. Рак молочной железы. Было уже слишком поздно, когда его обнаружили.
— Мне жаль, — я не знал, что сказать.
Кейт пожимает плечами:
— Случилось то, что случилось, так ведь? Я имею виду, тебе не за что просить прощения или извинения, а тем более жалеть.
— Потом тебя отправили в Брайтон, — утверждаю я.
— Как только отец смог избавиться от меня, он сделал это, — её голос жёсткий.
Избавиться от чего-то, что тебя тяготит, — то, что мне было понятно:
— Он и Элла просто созданы друг для друга.
Она смотрит на меня.
— Что хочешь этим сказать? — спрашивает она. — Ты знал своего отца?
— У Эллы тоже было
Кэтрин выглядит немного потрясённой:
— Ты действительно не знаешь?
— Она когда-то говорила, что он был неудачником из Джорджии, — отвечаю ей. — Когда мне стукнуло пятнадцать, я нанял частного детектива, чтобы найти его. Но моя мать узнала об этом и заплатила кому-то, чтобы тот сказал, что он является моим отцом. Думаю, она заплатила тогда много, ведь сама даже не знает, кто это.
— И никто не захотел проводить ДНК-тест?
— Нет, если ты даже не можешь выделить кого-то — спрашиваю я.
— Дерьмо. Это ужасно.
Я двигаюсь к её икре, потирая ногу, это немного отвлекает.
— Да пофиг. Это ведь не так важно, правильно? Такова жизнь. По крайней мере, твой отец её возраста и намного старше восемнадцатилетнего парня, с которыми она встречалась.
— Иногда я думаю, что мне не положено быть счастливой, знаешь? — спрашивает она. — Некоторые люди такие счастливые, но я не из их числа.
— Если ты пошлёшь своего отца нахер, бьюсь об заклад, будешь счастливой.
Она подавляет свой смешок.
— Ага. Ты, конечно, прав. Так и сделаю.