Мертвый ноль

– Думать можешь сколько угодно. Хоть до конца года. Но решение должно быть окончательным и бесповоротным. Как скажешь, так и сделаем, но менять потом ничего не будем. И не потому что я злодей. Просто без готовности следовать собственным решениям в магии делать нечего. И никакие способности не помогут. Магия это, в первую очередь, воля: я так решил, а значит будет или по-моему, или никак, но поскольку «никак» не бывает, остается всего один вариант.

Принцесса кивнула и, не переставая плакать, пробормотала: «Спасибо». Я думал, она благодарит за отсрочку, но принцесса, жалобно шмыгнув носом, добавила:

– Спасибо, что объяснил про волю. Я, наверное, поняла.

* * *

Страшная правда обо мне заключается в том, что по природе своей я человек расчетливый, осторожный и крайне нерешительный. И с непомерно развитым воображением, что автоматически переводит меня разряд трусов, каких не видывал мир. Заработать репутацию буйнопомешанного храбреца, причем основанную исключительно на свершившихся фактах, мне помогла усвоенная с детства привычка сначала делать, а уже потом думать. Стратегия, мягко говоря, спорная, но без нее я бы не сделал вообще ничего. Скорее всего, до сих пор сидел бы на коврике в детской, небритый, туго спеленатый, и мучительно размышлял бы, не слишком ли огромным, неоправданным риском будет попытка встать на четвереньки и поползти.

Но я, как уже было сказано, сначала действую, а потом думаю. Второй пункт этой программы я бы с удовольствием вообще исключил. Толку от этих размышлений? Только настроение портят и с толку сбивают. Опыт показывает, что жив я до сих пор вовсе не благодаря чудесной способности задним числом обдумывать свои идиотские героические поступки и приходить от них в ужас, а просто потому, что родился чертовски удачливым человеком, с довольно склочной, но, по большому счету, милосердной судьбой.

Однако исключить этот грешный второй пункт программы, в смысле размышления о собственных выходках и предвкушение их ужасающих последствий мне до сих пор никогда не удавалось. Поэтому наступивший вечер приятно меня удивил.

Не то чтобы я вовсе не думал о зловещих изменениях, которые то ли уже случились, то ли вот прямо сейчас происходят в недрах моего организма. Но, думая об этом, я испытывал не обычную в таких случаях тревогу, а спокойное и даже отчасти злорадное удовольствие от мысли, что повернуть этот процесс вспять уже нельзя.

Мне, конечно, немного не хватало возможности обсудить происходящее с кем-нибудь понимающим и услышать, что я молодец, все правильно сделал – хорошая внешняя опора, добавляющая уверенности, никогда не повредит. Однако я даже леди Сотофе зов не послал, хотя, по идее, к кому и бежать за поддержкой в такой ситуации, если не к ней.

Сложно объяснить, что мною руководило. Но совершенно точно не опасение услышать вполне резонный вопрос: «Почему ты заранее со мной не посоветовался?» «Так получилось», «боялся передумать, пока буду рассказывать», «вот такой я вдохновенный идиот», – любой из этих ответов известен заранее, к тому же, чистая правда. Что с меня возьмешь.

Я совсем по другой причине не хотел ничего рассказывать ни Сотофе, ни Джуффину. Можно сказать, из суеверных соображений. Они в свое время узнали о Пожирателях, но не попытались их уничтожить, как бы заранее признав свое поражение перед лицом почти несуществующего противника, – примерно так я сейчас думал. И не хотел, чтобы тень этого поражения даже краем задела меня.

Само по себе суеверное желание отстраниться от старших коллег, чья поддержка всегда была для меня самой главной опорой и источником силы, вероятно, свидетельствовало о произошедших во мне переменах: прежний я так бы не рассуждал. Но это я сейчас, задним числом понимаю. А тогда решение никого не посвящать в свои дела казалось мне естественным и логичным.

Я даже Шурфу не рассказал о своей дурацкой затее; правда, ему по совсем другой, простой и понятной причине. Он бы очень на меня рассердился – не как обычно, исполняя привычную роль в авантюрной трагикомической пьесе, которую мы уже столько лет разыгрываем самим себе на потеху, а всерьез, по-настоящему: за то, что я решил все сделать сам. И был бы прав, конечно. Я действительно зря его с собой не позвал, зная, как для него это важно. Впрочем, никаких сожалений все равно не испытывал – что сделано, то уже сделано, какой смысл задним числом о чем-то жалеть.