– Семейные фотографии? – удивился Четыркин. – А почему я их ни разу не видел?
Юлия Васильевна пожала плечами.
– А знаете, Красовская предчувствовала, что ее убьют, – заявила Нина. – Сказала, что ей угрожает опасность. Смертельная опасность.
– Не сочиняй, – покачала головой Юлия Васильевна.
– Так и было.
– Почему об этом нам не рассказала?
– Забыла, – соврала Нина.
– А кто? Кто ей угрожал? – спросил Глеб Тимофеевич.
– Она не сказала.
Диди встретил жену с возмущением:
– Сашенька! Я опаздываю. Урушадзе с Выговским давно ушли.
– Почему не отправился с ними?
– Потому что должен знать точно: состоится маскарад или нет? На нем строится вся защита.
– Как видишь, состоится.
– Тогда я пошел.
– Нет, подожди…
– Не могу, до суда пятнадцать минут.
– Внизу пролетка, я попросила извозчика обождать. Осип Митрофанович, войдите.
Князь, выслушав обер-кондуктора, вскричал:
– Ура! Победа! Сашенька, ты умница, молодец, я тебя обожаю. Князь Урушадзе спасен. Знаешь, он ведь словно на казнь отправился. Не верит, что его спасу. Да я и сам не верил. Скорей, Осип Митрофанович, дорогой, поехали.
– Секунду, Диди, – опять остановила его Сашенька. – Знаешь, почему задержалась? Подумала, а вдруг маскарад не удастся?
– Теперь это не важно.
– Не скажи. Слово Четыркина окажется против слова Осипа Митрофановича. Один видел Урушадзе в Ораниенбауме, другой видел, как он ехал в Петербург. Кому поверят присяжные?
– Да, ты права. Сие непредсказуемо.
– Надо найти извозчика, которого Урушадзе нанял от Петергофского вокзала. Не пешком же он шел?
– А кто его вспомнит через две недели? Представь, сколько кавказских князей, одетых в венгерку, посещают Петергоф с Ораниенбаумом.
– Нельзя ли отложить слушание? Хотя бы до завтра? Выговский с Урушадзе съездили бы на вокзал…
– Постой… Князь оставил у нас свой свадебный фотографический портрет. Сашич, милая, вернись на вокзал. Покажи извозчикам…
– Я? Шутишь?
– В конце концов, кто меня втянул в эту историю?
– Мне надо переодеться, отвезти Татьяну. Я не успею, – оправдывалась Сашенька.
– Таню в суд отвезет Тертий. А ты, как оденешься, езжай на вокзал. Умоляю.
– Гонорарий пополам.
Глава пятнадцатая
Князь Дмитрий Тарусов,
Плешко Василий Иванович,
Поверенный Тарусов: Почему?
Полицмейстер Плешко: А зачем? Только интерьер графу портить. Когда мы этого молодца
Барон Константин Оскарович Рауш Фон Третенберг,
Полицмейстер Плешко: Потому что в протоколе одни слова. А слов-то и не было. Молчал Урушадзе.
Судья фон Третенберг: Простите, Василий Иванович, не понимаю…
Полицмейстер Плешко: Русская пословица, господин барон, гласит: Молчание – знак согласия. Посему выходит, что князь сознался.
Судья фон Третенберг (
Полицмейстер Плешко: Потому что не закон, а мазуриков защищает.
Судья фон Третенберг
Князь Дмитрий Тарусов: О, да! Вы разбираетесь в оружии, господин полковник?
Полицмейстер Плешко: А как же. И в холодном, и, так сказать, в горячем.
Князь Дмитрий Тарусов: Пулю, что держу в руке, можно выпустить из изъятого вами револьвера?
Полицмейстер Плешко: Ну, конечно.
Поверенный Тарусов: А пулю двадцать второго калибра?
Полицмейстер Плешко: Смеетесь?
Поверенный Тарусов: Что вы… Просто я человек штатский, в оружии не разбираюсь. Кстати, и среди присяжных штатских большинство…
Полицмейстер Плешко: Во-во, судят, а сами ни в зуб ногой.
Судья фон Третенберг: Выбирайте выражения, полковник.
Полицмейстер Плешко: Хорошо, объясню для штафирок: пулю двадцать второго калибра выпустить из револьвера 44-го калибра нельзя. Вопросы исчерпаны?
Поверенный Тарусов: Позвольте еще парочку. Цитирую по протоколу: «В кустах смородины был найден халат Урушадзе, в кармане которого обнаружен ключ от комнаты, где князь в ту ночь якобы ночевал».