Мертвый час

Справившись с охватившим волнением, присяжный поверенный пробормотал:

– Тарусов Дмитрий Данилович.

Дафна улыбнулась, отчего сердце князя забилось еще сильней, и звонко представилась:

– Лиза, Лиза Фаворская.

И протянула ручку. Дмитрий Данилович почтительно склонился. В голове его зазвучала дурацкая песенка:

Лиза, Лиза, Лизавета,
Я люблю тебя за это,
За конфеты, за духи,
За высоки каблуки!

Девушка повернулась к Выговскому:

– Антон Семенович, – вскочил тот.

Ему тоже протянули ручку.

Дмитрий Данилович, кинув неодобрительный взгляд на Выговского, пояснил с пренебрежением:

– Помощник мой.

– Очень приятно, – Лиза окинула Антона Семеновича оценивающим взглядом, от чего тот неожиданно для себя покраснел.

– Давайте присядем, – в необъяснимом волнении произнес Дмитрий Данилович, опустился в кресло, но тотчас вскочил. – Хотите чай?

– Пожалуй, – опять улыбнулась Дафна.

– Тертий! Три чая! – громко крикнул Тарусов и снова сел.

Куплеты так и продолжали звучать:

Лиза, Лиза, Лизавета,
Я люблю тебя за это,
И за это и за то,
Что целуешь горячо!

Господи! Хотелось выгнать всех и тут же ее обнять. И за это и за то.

Выговский, заметив замешательство шефа, поспешил на помощь:

– Где выучились стенографии?

– На курсах.

– Сложная наука?

– Для меня нет. Гимназию окончила с отличием.

– Что вы говорите? – всплеснул руками Выговский. – И я с отличием. В Вологде. Я оттуда.

– А я из Ставрополя, – призналась Лиза, глядя при этом вовсе не на Антона Семеновича, а на князя.

– Столицу приехали покорять?

Тарусов с Лизой, не отрываясь, уставились друг на друга. Замолчал и Выговский, почувствовав себя лишним. Выручил Тертий, который внес самовар, а чтоб хозяин внимание обратил, кашлянул.

– Ну-с, прошу к столу, – не без труда вышел из оцепенения Дмитрий Данилович.

– Погодите, князь, чашки принесу, – шепнул ему камердинер.

– Итак, вы жили в Ставрополе, – начал наконец разговор Тарусов. – Почему приехали сюда?

– Родители умерли, средств для существования не имею. А на службу в провинциальных городах девушек не берут. Прослышала, что в Петербурге иначе…

– Конечно, иначе, – опять вскочил Дмитрий Данилович. – В столице взгляды другие. Прогресс, знаете ли. Я с радостью вас возьму. Если, конечно, согласитесь.

И замолчал. Сердце его стучало от волнения.

Выговский еле слышно подсказал князю:

– Жалованье…

– Ах да! Конечно! Признаться, пока не размышлял над ним. Видите ли, моя адвокатская практика началась недавно. Много платить не смогу. Рублей семьсот в год вас устроит?

Выговский присвистнул. Ему платили ту же сумму.

– Но это пока, – не обратил внимания на возмущение помощника Тарусов.

– Я согласна, – улыбнулась Лиза. – Вот и убедилась. В столице все по-другому.

После чая Дмитрий Данилович надиктовал Лизе завтрашнюю речь. Следующие полтора часа ушли у нее на расшифровку. Просмотрев аккуратно исписанные мелким, но очень понятным почерком листы, князь пришел в восторг:

– Вы чудо, Елизавета Андреевна. Великолепно! С вами производительность моего труда повысится вдвое. Нет, втрое! Ведь мой почерк ужасен: напишу, а потом два часа бьюсь, чтобы разобрать собственные каракули.

Урушадзе от обеда отказался. За стол сели втроем – Тарусов, Выговский и Лиза. В честь нового сотрудника Дмитрий Данилович приказал подать лучшего вина. Он был весел, травил анекдоты и постоянно кидал на барышню многозначительные взгляды. Антон Семенович по-прежнему чувствовал себя лишним. Да и несоразмерность назначенного Лизе жалованья глубоко его задела. Потому, когда князь в конце обеда попросил его отправиться в Ораниенбаум, охотно согласился:

– Друг мой. Утром меня посетила мысль. Задуманный нами маскарад увенчается успехом, если Четыркин не будет знать, что дочь моя тоже укатила с дачи. Если тотчас поплывете в Рамбов, прибудете туда к семи вечера и успеете вместе с Татьяной вернуться вечерней машиной.

– С удовольствием, Дмитрий Данилович.

– Тогда пишу записку супруге.

После обеда Тарусов пытался диктовать Лизе бумаги по делу Фанталова, однако ничего путного не вышло: слова не строились в фразы, предложения в абзацы, абзацы в страницы. Князю мешало вожделение. Хотелось сорвать с Лизы дорогое платье и тут же на столе…

Не будь в доме слуг и Урушадзе, князь не сдержался бы. Да и Лиза была не прочь, всячески подчеркивала свой интерес. То посмотрит призывно, то дотронется невзначай, то случайно тугой грудью упрется в плечо.

Князь злился, нервничал, извинялся:

– Вы уж простите, Елизавета Андреевна, не привык я диктовать.

– А вы не волнуйтесь, ваше сиятельство, все у вас получится. Просто успокойтесь и попробуйте.

Но князь не решился ответить даже на столь откровенный призыв.

А ровно в шесть Лиза поднялась:

– Мне пора. Иначе брат будет волноваться. Во сколько завтра прийти?