Мертвый час

– Какие могут быть шутки? – И Мария Дмитриевна пояснила гостям: – Оказывается, в ту ночь, когда нас ограбили, Леонидик видел в саду разбойника. Не смейтесь, Юлия Васильевна.

– Я просто поперхнулась, – подняла бровь Четыркина, которая села рядом с мужем, чтобы тот не напился.

Но Глеб Тимофеевич все равно исхитрялся каждые пять минут порадовать себя стопочкой столового вина.

– Очень вас прошу, Андре, – графиня вновь обратилась к мужу. – Сообщите о разбойнике полицмейстеру. Завтра же.

– Боюсь, услышав про разбойника, он тоже поперхнется, – пошутил в ответ граф и, наклонившись к Сашеньке, пояснил: – Мой шурин не совсем нормален. То бишь совсем не нормален.

– Не смейте так говорить, Андре, – возмутилась графиня. – Леонидик здоров. Просто не такой, как все.

– Таких и считают ненормальными, – напомнила Четыркина.

Граф посмотрел на нее с благодарностью, графиня – с ненавистью.

– Леонидик не способен лгать, потому что фантазия у него отсутствует, – объяснила Мария Дмитриевна. – И если говорит, что видел разбойника, значит, так и было.

– Давайте тогда уточним подробности. Во что разбойник был одет? – спросил хмельной Четыркин.

– Понятия не имею, – с раздражением ответила графиня. – Вы же знаете, Леонидик неразговорчив, если скажет пару слов за неделю, уже хорошо. Андре! Я все-таки настаиваю на вашем визите к полицмейстеру. Авик не виноват…

– Вы опять за свое, Мари? – вспылил граф. – Я же сказал: вопрос закрыт! Раз и навсегда.

И стукнул кулаком.

Наступила пауза. Если, конечно, не брать во внимание мурлыканье Леонидика.

– Ваш брат – музыкант? – спросила у графини Сашенька, чтобы прервать неловкую паузу.

– Да, – подтвердила Мария Дмитриевна, теребя в волнении салфетку в руках. – Но необычный. У брата изумительная музыкальная память. Помнит наизусть все произведения, что слышал хотя бы раз. Каждую оперу, каждую симфонию. Может воспроизвести партию любого инструмента, я проверяла. Но на музыкальных инструментах, увы, не играет, только мурлыкает под нос. Родители пытались обучить его игре на фортепиано, однако Леонидик отказался, заявив, что у него и так внутри целый оркестр.

Волобуев хмыкнул, Четыркин крякнул, Юлия Васильевна улыбнулась краешками губ. Глеб Тимофеевич, опрокинув очередную рюмашку, обратился к уникальному Леонидику:

– Друг мой, хватит с нас неметчины. Спой что-нибудь наше, патриотическое, «Кума Матрена, не подвёртывайся», знаешь?

Юлия Васильевна покраснела, остальные сделали вид, что не расслышали. А Четыркин вдруг запел сам, но не про Матрену, а про козла, что пошел в огороды. На припеве:

Чибирики, чок, чибирики,
Комарики, мухи, комары

Волобуев не выдержал:

– Заткнись, Глеб. И ты заткнись, Леонидик.

И тут сдали нервы у Аси, до той поры помалкивавшей:

– Папенька! Умоляю! Простите Авика!

– Так, – граф перевел взгляд с жены на дочь. – Вы нарочно этот разговор затеяли?

– Да, – не стала юлить Ася. – Без гостей вы нас не слушаете.

– Что ж, в полном вашем распоряжении. – Граф, до того сидевший вразвалочку, выпрямился на спинке стула.

Тон его ничего хорошего не предвещал.

Ася пробормотала:

– Авик не способен украсть. Даже если буду с голоду помирать, чужого не возьмет.

– С этим согласен, – неожиданно сказал граф. – Ради тебя он и муху не задавит. Потому что ему плевать на тебя.

– Неправда, Авик любит меня.

– И не только тебя. Кого только не любит твой Авик. Ни старуху, ни молодуху не пропустит. Знаешь, почему у тебя мертвец родился? Потому что твой Авик заразил тебя сифилисом.

– Вы с ума сошли, Андре, – возмутилась Мария Дмитриевна. – Как можно, при гостях…

– Сами при них захотели, – парировал Волобуев.

У Аси затряслись руки, по щекам потекли слезы:

– Папенька…

– Хватит, Ася, хватит. Высказала что хотела, а теперь ступай.

– Ее нельзя отпускать одну, – забеспокоилась Мария Дмитриевна. – Вдруг опять…

– Отправь с ней человека…

– Я могу… – попытался встать Четыркин.

Супруга его удержала.

– Петюня, – крикнула графиня.

Будто из-под земли в беседке возник розовощекий крепыш-блондин.

– А кучер здесь что позабыл? – возмутился граф.

– Помогал на стол накрыть, теперь ждет, когда закончим, чтобы убрать, – объяснила ему супруга и ласковым тоном дала поручение кучеру: – Проводи, дружок, княгиню в спальню.

– Слушаюсь.

– И Леонидика уведи, – велел князь.

– Андре, оставьте моего брата в покое. Он никуда не пойдет.

– А я говорю, пойдет.

– Андре, опомнитесь, – одернула мужа графиня. – Мы сами здесь гости, – и пояснила изумленной княгине: – Мои родители оставили дачу Леонидику. Андре всего лишь опекун.

– Тогда уйду я, – Волобуев поднялся со стула. – Александра Ильинична, не составите компанию? Еще раз прошу прощения, – граф предложил Сашеньке руку, и они двинулись по аллее.

– За что, ваше сиятельство?

– За безумного родственника, за нервную супругу, за упрямицу дочь…

– Асю можно понять. Она защищает супруга. Почему бы вам и вправду не проявить великодушие?

– И вы туда же?

– Меня просили передать вам письмо, – перевела разговор Сашенька.

Волобуев удивился:

– Неужели ваш батюшка?

– Вы разве знакомы? – изобразила изумление Сашенька.