Мертвый час

– Солдат выстраивали в две шеренги, в руке они держали шпицрутены – пруты из березы или ивы, которые предварительно вымачивались в уксусе, а потом кипятились в соленой воде, дабы приобрести гибкость и упругость. Солдата, присужденного к наказанию, раздевали по пояс и привязывали его руки к дулам двух ружей. За эти ружья преступника вели меж двух шеренг. С левой стороны от них шел командир и следил, чтобы каждый солдат ударил наказуемого по спине изо всей силы. С правой стороны шел доктор. Обычно на двухсотом ударе провинившийся лишался чувств, и тогда доктор говорил: «Довольно». Наказание прерывалось; несчастного отвозили в госпиталь, там залечивали его спину и снова вели на плац-парад дополучить недоданное число шпицрутенов. А приговорить могли и к тысяче ударов, и к трем тысячам, и даже к шести! Однако обычно более пятисот ударов никто не выдерживал. Юридически смертной казни у нас в империи не было, фактически была[69]. И отменили шпицрутены совсем недавно, всего шесть лет назад. Плац-парадная площадь стала не нужна, здесь высадили деревья, превратив ее в парк.

Сашенька замолчала, искоса наблюдая за детьми. Тех рассказ и ужаснул, и встревожил: вдруг неспроста мать завела разговор про наказания? Догадалась, или Володя нечаянно проболтался?

Почву рискнула прощупать Таня:

– Мама, а вдруг Нина не поехала следом за нами в Кронштадт? Вдруг до сих пор ищет Володю на пристани?

– Нина – человек ответственный и, надеюсь, понимает, как я волнуюсь за нее.

– Мы тоже надеемся… Но я скоро сварюсь, – упавшим голосом сказала Татьяна.

– Скажи спасибо, что не позволила надеть тебе длинное платье, – заметила княгиня.

Длинные до туфлей платья барышни начинали носить после шестнадцати. До того юбки прикрывали их ножки чуть ниже колен.

Конечно же, четырнадцатилетняя Татьяна стеснялась выставлять напоказ панталончики и правдами-неправдами стремилась надеть свое единственное из розовой тафты[70] с оборками и рюшами[71] платье, пошитое для торжественных случаев.

– Мы же не будем здесь стоять целый день? Это глупо, – вступил в разговор Женя.

– Если ваша приятельница не приедет, пойдете гулять с Натальей Ивановной, а я вернусь в Ораниенбаум и пойду к Четыркиным домой, удостовериться, что Нина там.

– Нет, мама, – закричали дети хором.

– Это еще почему?

– Мы… Мы ее отпустили, – признался Женя.

– Отпустили? Вы? – Сашенька сделала паузу, чтобы прочувствовали. – Позвольте узнать: на каком основании?

Молчание.

– Позвольте тогда узнать – куда?

– Не знаем, – выдавила из себя Татьяна.

– Нина сказала, что секрет, – с сожалением произнес Женя.

– Нина знает человека, который подтвердит алиби князя Урушадзе. Но не может назвать его имя, – снова вступилась Татьяна.

– Или ее имя, – добавил Женя.

Сашенька возликовала. Значит, не ошиблась. Нина знакома с женщиной, которую в ночь ограбления посетил Урушадзе.

– Вот мы и решили помочь, – заявил не без вызова Евгений.

– Едва не отправив меня в могилу, – укоризненно сказала Александра Ильинична.

Потом были слезы, извинения, нравоучения. В итоге Сашенька, конечно же, их простила, и они вместе отправились в Петровский парк. Оттуда уже с Володей и гувернанткой пошли в Андреевский собор, потом осмотрели домик Петра, лютеранскую и реформаторские церкви, etc…

Предложение пройтись по Рыбным рядам Татьяну возмутило:

– Фи, ненавижу запах рыбы.

– Нет там никакой рыбы, – рассмеялась Сашенька. – Рыбным рядом в Кронштадте именуют местный Гостиный двор. В отличие от нашего, петербургского, здесь гораздо больше иностранцев: купцов, шкиперов и матросов, потому все приказчики свободно изъясняются на английском, немецком и голландском.

После Рыбного ряда заглянули в крохотную деревянную церковь Святой Екатерины, затем отправились на Вал. Полюбовавшись панорамой, спустились в низину с забавным названием Палы. Дети с гувернанткой изрядно повеселились, обсуждая, кто именно здесь пал: шведская армия или дворник с крыши? Сжалившись, Сашенька объяснила, что слово Палы произошло от впалости, иначе – низменности.

Пройдя берегом, вышли к Петербургским воротам, где зимой начинается ледовая дорога на столицу. Путь туда неблизкий, сорок пять верст, поэтому на льду – он столь крепок – строят трактиры и даже постоялые дворы.

Детей поразил рассказ про буера:

– Они похожи на лодки, только к днищу прикреплены три железных полоза: два на полную длину, а третий, короткий, под рулем. Внутри лодки ставят мачту с парусами, а вокруг нее скамейки. Пассажиры садятся на них, матросы поднимают парус – и все, полетели. Говорят, буера способны преодолеть сорок пять верст до Петербурга за час с четвертью!

– Хочу на буера! – заорал Володя.

– И я! И я! – подхватили старшие дети.

– Ладно, так и быть, во время зимних вакаций, – пообещала Сашенька.