Мертвые хризантемы

– Ну, может, он очень ценный. Хотя, наверное, вы правы – это уж как-то совсем глупо. Одно дело – играть в гейшу и эпатировать публику, а другое – три убийства совершить и орудие в дом принести.

– Да и потом – ну где она могла сойтись с нашими убитыми красавцами?

– Ой, кстати! – вдруг вспомнила Полина. – Кику… то есть Дина Комарец, сказала мне, что видела фотографии убитых и нашла их очень похожими на своего отца. Как вам, Слава, такой сюжет?

– Меня интересует, где она фотографии эти видела, – буркнул Кучеров. – Но замечание интересное. И это, кстати, говорит о том, что Динка вряд ли стала бы убивать людей, похожих на отца. Нет, даже не так – она вообще не стала бы никого убивать, а уж похожих на отца – так и тем более.

– Слава, я же пока не выдвигаю против Дины Комарец никаких обвинений, – мягко произнесла Полина, про себя удивившись, что начальник убойного отдела так рьяно протестует против выдвигаемых ею версий. – Я лишь указываю вам на совпадения, которые, возможно, станут уликами. Возможно – но не факт, понимаете? Ведь может получиться, что Дина Комарец предъявит нам алиби на все три вечера, и вуаля – моя версия рассыплется в прах.

– Но вам бы, конечно, хотелось, чтобы этого не случилось?

– Не говорите ерунды, майор Кучеров. И почему мы стоим?

– Курили, вот и стояли, – пожал плечами Вячеслав. – Да и разговаривать удобнее, когда на дорогу не отвлекаешься.

Он снова завел двигатель, и через двадцать минут они уже были в соседнем городке, сразу поразившем Полину множеством деревянных домов и красивой, словно игрушечной, церквушкой на въезде в город.

– Как здесь… сказочно… – пробормотала Полина, рассматривая в окно проносящиеся мимо деревья с красной и желтой листвой, аккуратные домики и брусчатые тротуары.

На улицах было многолюдно, и почти сразу их остановил патруль ДПС. Старший патруля, пожилой капитан, козырнул в приоткрытое окно и пробурчал фамилию, которую Полина не разобрала из-за внезапно понесшейся из динамика на столбе бравурной мелодии.

– …сегодня запрещен, – донеслось до нее, и она увидела, как Кучеров полез в карман и предъявил капитану удостоверение:

– Я начальник убойного отдела из Осинска, майор Кучеров. Со мной старший следователь Каргополова, мы здесь по делу. Как быстро доехать до улицы Вознесенской?

– Извините, товарищ майор, но доехать не получится, – виновато произнес капитан. – У нас день города, все перекрыто, чтобы люди могли спокойно гулять. Придется машинку где-то парковать и пешочком. Да вы не бойтесь, тут недалеко, а погода сегодня – как под заказ. Одно удовольствие прогуляться, да еще с женщиной.

– Ну что, Полина Дмитриевна, придется нам влиться в гуляющие народные массы, – развел руками Кучеров. – Машину где можно припарковать?

– А можете прямо здесь оставить, рядом с нашей патрулькой. Мы сегодня весь день здесь дежурим, приглядим по-товарищески, – предложил капитан. – Только припаркуйте поровнее, чтобы не мешала, и все.

Полина вышла из машины, закурила. Рассеянно наблюдая за тем, как Кучеров паркует машину, а капитан жезлом показывает ему, как лучше это сделать, она вдруг подумала, что приехали они сюда в выходной совершенно напрасно. А еще и праздник… правда, семьям погибших вряд ли до гуляний, но все же.

Пока она курила, Кучерову кто-то позвонил, и он, прижав телефон плечом к уху, закрывал машину и бурчал в трубку:

– Ага… понял. Понял. Ну а сейчас ты где? Понял. Постановление, надеюсь, не забыл? Я тебя очень прошу – сделай хорошо, ладно? Плохо оно и само получится. Давай так. Мы сейчас на Вознесенскую, к жене Колыванова, а ты как самый молодой дуй на второй адрес, к Венгерову, и там тоже изымай технику. Ну, Илюша, это не мои трудности. Упрешь как-нибудь, а в Осинск мы, так и быть, тебя прихватим. Ой, все, не ной. У всех воскресенье, но мы-то тоже на работе. Все, до связи.

Кучеров убрал телефон в карман и объяснил внимательно наблюдавшей за ним Полине:

– Наш юный друг Речковский изъял ноутбук в квартире Урванцева, а сейчас плавно движется в сторону места жительства Венгерова. Нам, стало быть, достался Колыванов, вернее, его вдова.

– Знаете, Слава, что меня больше всего не устраивает в моей профессии? – спросила Полина, шагая рядом с оперативником по направлению от площади. – Вот эта постоянная сопричастность к чужому горю. Мне иногда кажется, что оно заполняет меня до такой степени, что вот-вот выплеснется через край. У вас не бывает такого?

– Бывает, – коротко кивнул Вячеслав, и Полина с интересом спросила:

– И что вы тогда делаете?

– Пью, – так же коротко объяснил он. – А если не могу остановиться, уезжаю в деревню и сдаюсь деду. Тот за неделю делает из меня человека и объясняет, что для того я в полицию и пошел, чтобы чужое горе сделать меньше – или хотя бы наказать тех, кто его причинил. Дед у меня уникальный, всю жизнь в милиции отработал, на пенсию вышел – в деревню попросился, участковым. Потом обучил себе сменщика – и на покой. Но вся деревня по старой памяти к нему бегает, чуть что случись. Так что мне как-то стыдно распускаться. А вы чем спасаетесь?

– Стихами, – улыбнулась Полина.

– Читаете?