Мертвые из Верхнего Лога

Простыни в доме Ангелины горько пахли лавандой. Было в этом что-то необъяснимо тревожное. Марк долго не мог уснуть на своей кровати, ворочался, включал свет, рассеянно таращился в электронную книгу, в которую перед поездкой в Верхний Лог скачал новый роман Гранже. Однако буквы плясали перед его усталыми глазами, не складываясь в слова. Марк был вымотан — морально и физически. С куда большим удовольствием он забылся бы рядом с обнаженной женщиной, теплой, словно кошка. Та беззвучно сопела бы рядом, ее мерное медовое дыхание усыпило бы и его. Марк знал о том, что большинство мужчин не любит засыпать подле случайных любовниц, но сам был не из их числа. Близость чужой кожи, чужой крови, чужих выдохов всегда его умиротворяла.

Но Ангелина твердо сказала, что не сможет уснуть в одной постели. Она никогда не была замужем и никогда не делила с мужчиной кров, и ее привычки окаменели, как ископаемые жуки. Страсть — это одно, но чужая голова на ее подушке — совсем другое. Художница объяснила все это спокойно, необидно, даже с несколько шутливой интонацией. И Марк, сразу поняв, что она не играет, не кокетничает, послушно занял приготовленную для него кровать.

За окном пели сверчки. Время от времени ему удавалось отключиться, но это было больше похоже не на сон, а на череду коротких обмороков, из которых он выныривал еще более утомленным. В конце концов Марк сдался, перестал цепляться сознанием за благодатную черноту. И просто лежал с закрытыми глазами, мерно дыша, слушая стук собственного сердца. Что ж, тоже отдых, релаксационная медитация. Так гораздо лучше, чем нервно пытаться поймать за хвост настоящий сон.

Стало намного легче.

В комнате было прохладно, и мужчина укрылся ветхим одеялом почти с головой.

Вспомнилось, как однажды близкий друг, Володя, привел его в эзотерический клуб. Было это в конце девяностых, задолго до повального увлечения йогой. Среднестатистический москвич в те годы знал о йоге только то, что занимающиеся ею якобы способны ходить по раскаленным углям.

Владимир всегда был немного не от мира сего. Познакомились они в каком-то клубе. Марк потом вспоминал об этом и недоумевал: что могло привести такого отрешенного от суеты человека в прокуренный подвал, где выступают начинающие рок-группы? Володя не курил, не употреблял спиртное, жил по световому дню, каждый год как минимум пару месяцев проводил в монастыре под Тулой, да и сам был похож на монаха — высокий, с прямой спиной и ясным, кротким взглядом. Когда они разговорились, Марк был уже немножко пьян, и новый знакомый показался ему забавным. Что же привлекло в нем Володю, для него так и осталось загадкой, хоть после этого они приятельствовали много лет.

Однажды Володя позвонил и возбужденным голосом сообщил, что в Москву приехал единственный в мире левитирующий человек.

— Чего-чего? — не понял Марк.

— Левитация! Умение летать! — Володя говорил с такой интонацией, что если бы у него имелся хвост, в тот момент он бы, неверное, размашисто и взволнованно им вилял.

— Это невозможно, — усмехнулся трезвомыслящий Марк. — Хотя с другой стороны… Зависит от сорта травы, которую человек курит.

— Есть очевидцы! И он дает единственную лекцию! — не унимался Володя. — Завтра. В одном эзотерическом клубе. Марк, я умру, если не попаду туда!

— А от меня-то ты чего ждешь? Не хочу обидеть твои чувства, но шизофреники меня никогда не интересовали.

— Вообще-то мне бы денег у тебя занять… — замялся друг. — Вход платный.

— Еще и шарлатан. И сколько же он берет с человека?

— Двадцать долларов.

— Сколько? Твой психопат охренел, что ли? — не удержался от грубости Марк. — Нет, ну и наглые же люди бывают. Строят бизнес непонятно на чем. Неужели он думает, что кто-то и правда заплатит двадцать долларов, чтобы посмотреть на какого-то психа?

— Да ты что! — захлебнулся Володя. — Уже почти все билеты распроданы. Все наши его знают.

Под словом «наши» друг подразумевал таких же странных людей, каким был сам. Среди его близкого окружения водились в основном простоволосые юноши в непальских балахонах и смешливые, нередко обритые наголо, девушки с солнечными зайчиками в глазах. Все они относились к жизни с беспечностью хиппи: тунеядствовали, ели что попало, ходили босиком, давали обеты молчания, резали вены, курили марихуану и называли это шаманским обрядом, пели мантры, общались с терпеливыми православными батюшками, у которых хватало кругозора, чтобы не заклеймить столь колоритных прихожан как нечистую силу. Иногда кто-то из них безвозвратно уезжал куда-нибудь в Индию или на Алтай, и про него уважительно говорили, что он покинул колесо сансары. Труп одной такой «покинувшей колесо» через полтора года вернули в Москву. Хоронили девушку в закрытом гробу, а почерневшая от горя мать с кулаками бросалась на Володю, угрожая судом.

— Марк, ну не жмись… Я же знаю, что у тебя есть деньги. Я верну в конце месяца. Обещаю.